Святой патриарх
Шрифт:
Пир между тем разгорался всё более и более. Слышно было оживление, громкие возгласы, смех. Разин, разгорячённый вином и подчиняясь своему огневому темпераменту, громко объявил, что он во всей русской земле изведёт неправду, переведёт до корня всё боярство…
— На семена не оставлю! А Ордина-Нащокина с сыном Воином на кресте Ивана Великого повешу!
— Марушка! Марушка! подь сюды, ходи через стол.
Это манил через стол маленькую калмычку казачий пятидесятник, Яшка Лобатый, коренастый увалень, первый силач на Дону.
— А где воевода? — вспомнил наконец Разин. — Подать сюда воеводу!
— Да воевода, батюшка Степан Тимофеич, запёрся с своими приспешниками в башне, — отвечал отец Никифор.
— А! в башне? Так я его оттудова выкурю. Атаманы-молодцы! за мной! — крикнул Разин, вставая из-за стола.
Сотники, пятидесятники и другие казаки, пировавшие поблизости, обступили атамана.
— Идём добывать воеводу! — скомандовал Разин. — Щука в вершу попала — выловим её!
— Щуку ловить, щуку ловить! — раздались голоса.
— В Волгу её! Пущай там карасей ловит!
Ватага двинулась к крепостной башне. Впереди всех торопливо шёл поп Никифор. Полы его рясы раздувались, а рыжие волосы ярко горели на солнце.
— Ай да батька! ай да долгогривый! — смеялись казаки. — Да ему хуть в атаманы, дак в пору.
Башня была заперта. На крики и стук в башенную дверь в одну из стенных прорезей отвечали выстрелом, никого, впрочем, не ранившим.
— А! щука зубы показывает! — крикнул Яшка Лобатый. — Так я ж тебя!
И он побежал куда-то к площади. Вскоре оказалось, что богатырь нёс на плече громадное бревно, почти целый брус.
— Сторонись, атаманы-молодцы! ушибу! — кричал он.
Все посторонились, а богатырь со всего разбегу ударил бревном в башенную дверь. Дверь затрещала, но не упала. Лобатый вновь разбежался, — и от второго удара дверь подалась на петлях. Последовал третий, сильнейший удар — и дверь соскочила с петель.
— Ай да Яша! он бы и лбом вышиб! — смеялись казаки.
И Лобатый же первым бросился вверх по лестнице. За ним другие казаки. Разин стоял внизу рядом с попом Никифором.
— Щуку не убивайте, молодцы! — крикнул он вверх.
Оттуда доносился шум борьбы, крики, стоны. В несколько минут всё было покончено — никого не оставили в живых. Пощадили только воеводу. Его снёс с башни Лобатый словно куль с овсом.
Как безумный подскочил к несчастному поп Никифор и ударил его по щеке.
— Нна! это тебе за Фросю! за её девичью честь! — говорил он, задыхаясь, и тут же накинул на шею воеводы верёвку. — На осину его, на осину Иуду!
— Нет, бачка, он не твой, — сказал Разин, отстраняя попа. — Он наш — войсковой: что круг присудит, то с ним и будет. Сказывайте ваш присуд, атаманы-молодцы, — обратился он к казакам.
— В воду щуку — карасей ловить! — раздались голоса. — В Волгу злодея!
— Быть по-вашему, — согласился Разин. — А теперь скажи, воевода, — обратился он к Тургеневу, —
Тургенев молчал. Он знал, что его не любили в городе. Он видел, как сбежавшиеся на шум царицынцы враждебно смотрели на него.
— Православные! — обратился Разин к горожанам. — Што вы скажете?
Все молчали. Всем казалось страшным говорить смертный приговор беззащитному человеку.
— Казни, батюшка, казни злодея!
Все оглянулись в изумлении. Страшный приговор произнесла — баба! — и то была — сплетница!
— Ах ты, язва! — не утерпела сердобольная баба, которой стало жаль человека, стоявшего перед толпой с безропотной покорностью.
Послышался лошадиный топот. Это прискакал гонец с верхней пристани.
— Стрельцы сверху плывут — видимо-невидимо! — торопливо сказал он.
Разин глянул на Тургенева и махнул рукой. Казаки поняли его жест.
— В воду щуку! к стрельцам на подмогу! — заговорили они. Один из казаков взял за верёвку, которая всё ещё висела на шее воеводы, и потащил к Волге, к крутому обрыву. Толпа хлынула за ними в глубоком молчании.
Вдруг откуда ни возьмись молоденькая девушка, которая быстро пробилась сквозь толпу и с воплем бросилась на шею осуждённому.
— Сокол мой! Васенька! возьми и меня с собой! Без тебя я не жилица на белом свете!..
— Владычица! да это Фрося! — всплеснула руками сердобольная баба.
Это и была дочка попа Никифора: искрасна золотистая коса, жгутом лежавшая на спине девушки, подтверждала это кровное родство с рыжим попом, который весь задрожал, увидев дочь в объятиях ненавистного ему человека.
Тургенев с плачем обнял девушку…
— Бедное дитя, прости меня! — шептал он.
— Меня прости, соколик, я погубила тебя. Но казаки тотчас же розняли их.
Обрыв был под ногами — и воеводу толкнули туда. Не успели опомниться, как и девушка бросилась туда же, и Волга мгновенно приняла обе жертвы.
Поп Никифор стоял над кручей и рвал свои рыжие космы.
XXX. Струги с мёртвой кладью
Разин между тем делал распоряжения о встрече стрельцов, которые плыли сверху на защиту как собственно Царицына, так и других низовых городов.
Всё своё «толпище», как иногда называли в казённых отписках его войско, он разделил на две части: одну половину, меньшую, под начальством Васьки-Уса, он оставлял в городе, с другою, большею, он сам выступил для встречи московских гостей и для усиления отряда, находившегося на его флотилии.