Связанные любовью
Шрифт:
Возможно, именно поэтому, подойдя к кровати, Стефан отвел глаза, чтобы не встречаться с испытующим взглядом Софьи.
— Я ждала, что вы принесете мой баул, — непривычно сдержанным тоном спросила она.
— Ваш баул пропал.
Прежде чем он успел что-то добавить, Софья соскочила с кровати — в одной сорочке, с растрепанными волосами и горящими глазами.
— Что?
— Оставайтесь на месте, черт бы вас побрал, — процедил Стефан и, подхватив готовую броситься в бой Софью на руки, уложил на кровать, после чего опустился рядом.
— Что вы сделали
Он нахмурился. Боже, как же она хороша! Прелестное лицо раскраснелось, восхитительные волосы рассыпались по подушке. Вот бы заключить ее в объятия, подмять под себя…
Осторожнее, напомнил себе Стефан. Когда она в таком настроении, от нее чего угодно можно ждать.
— Я же сказал…
— Вы сказали мне, что нашли их, что письма у вас, а теперь приходите и сообщаете, что они вдруг пропали каким-то непонятным образом. — Она впилась в него глазами. — Вы приказали слуге спрятать их?
Стефан даже не сразу понял, что его обвиняют в краже писем. Оказывается, это он виноват! Когда же она, наконец, поверит ему? Что еще ему нужно сделать, чтобы удостоиться ее доверия?
— Вы совсем рехнулись? — негромко, но с угрожающей ноткой прохрипел он. — Если бы я хотел утаить эти проклятые письма от вас, оставить себе, я бы никогда не сказал вам, что они у меня. Вы это понимаете?
— Может, вы сначала и хотели вернуть их мне, а потом поняли, чего они стоят, и передумали.
— То есть вы хотите сказать, что я намерен воспользоваться этими письмами, дабы шантажировать вашу мать?
Софья отвела взгляд.
— Я… — неуверенно начала она.
— А зачем останавливаться на шантаже? — продолжил Стефан уже другим, обманчиво мягким тоном. — Может быть, я собираюсь свергнуть царя Александра и занять его место на троне? Какая-то капля романовской крови у меня вроде бы есть.
Очевидно, поняв всю абсурдность брошенных сгоряча обвинений, Софья смущенно покраснела и, не желая смотреть герцогу в глаза, опустила голову.
— Если их нет у вас, то где же они тогда?
— Судя по всему, их украли.
— Кто?
Ему и самому хотелось бы знать ответ на этот вопрос.
Предположений хватало, но все они не имели под собой никакой основы.
— Их мог украсть кто угодно. Местный, подумавший, что в бауле могут быть деньги. Или кто-то из людей сэра Чарльза. Или даже…
Глаза у Софьи вдруг вспыхнули, как будто ее осенило.
— Иосиф…
— Кто?
— Тот человек со шрамом, что увез сэра Чарльза в карете.
Стефан напряг память. Иосифа, если его действительно так звали, он запомнил плохо. Небольшого росточка, ничем не примечательный, если не считать пересекавшего пол-лица уродливого шрама. В тот момент его куда больше занимала рана на горле Софьи, чем какой-то слуга, пытавшийся спасти раненого господина.
— Когда мы вошли, здесь его не было, — медленно, восстанавливая последовательность событий, произнес Стефан. — Вполне возможно, что он заметил нас еще на подходе к дому и решил спрятаться в лесу, чтобы не попасть к нам в руки.
Софья
— На постоялом дворе именно Иосиф обыскивал мою комнату. Он сказал сэру Чарльзу, что не нашел писем, но у меня уже тогда появились кое-какие подозрения. — Она подтянулась повыше. — Может быть, он нарочно оставил письма там, чтобы потом вернуться одному и потихоньку забрать без ведома сэра Чарльза.
Видя в ее глазах нарастающую тревогу, Стефан приготовился к очередной схватке. Сейчас она потребует, чтобы они срочно вернулись в Санкт-Петербург. И никакие доводы рассудка на нее, разумеется, не подействуют.
— Что ж, звучит вполне разумно, — согласился он. — Но если уж так получилось, что я самолично доставил письма ему в руки, то зачем ему рисковать всем, спасая сэра Чарльза?
Софья наморщила лоб, но плодов это напряжение умственных сил не принесло.
— Не знаю.
— Эти письма доставили всем немало хлопот и неприятностей, — бросил Стефан раздраженно. Сколько ж можно заботиться о матери? Ей бы давно уже пора подумать о себе. А то ведь и не заметит, как жизнь пролетит. — Почему вы их просто не сожгли? Всем стало бы только легче.
— Мать хочет сохранить их.
— Зачем?
— Она… она очень сентиментальная женщина. Ну вот, очередная ложь. И вовсе не надо залезать кому-то в голову, чтобы понять — письма нужны княгине для каких-то своих, скорее всего далеко не благородных целей.
Может быть, она рассчитывает с их помощью защитить себя и сохранить положение при дворе. Романовы славятся своей непредсказуемостью.
— А вот я думаю, что ваша мать — очень хитрая и расчетливая женщина. — Он выдержал ее взгляд и продолжал: — Письма нужны ей, чтобы остаться при дворе, и ради них она готова принести в жертву даже собственную дочь.
— Неправда.
— Почему вы всегда ее защищаете?
— Потому что она моя мать.
— Тогда и вести себя должна соответственно. А вам надо почаще думать головой, чтобы не попадать по ее вине в такие вот ситуации.
Софья встретила эти речи вполне предсказуемо. Конечно, ее упрямство, нежелание следовать логике раздражали, но ее неустрашимость, твердость духа не могли не вызывать восхищения.
— Только не говорите, что вы не поступили бы так же, если бы речь шла о вашем брате, лорде Саммервиле, — возразила она. — Или не пошли на риск ради себя самого.
Он только фыркнул, не найдя убедительных аргументов против ее логики. Всего лишь год назад Эдмонд притворился Стефаном, чтобы отвести от брата беду. Впрочем, это не означало, что он готов позволить Софье и дальше вести себя безрассудно и безответственно.
Ну да ладно, нужно лишь вернуть упрямицу в Мидоуленд, а там ей будет обеспечена самая лучшая защита.
— Да, я бы пришел на выручку брату, но потом все равно надавал бы тумаков за то, что заставил меня рисковать головой.
— Если я и решу надавать кому-то тумаков, то уж точно не матери, — предупредила Софья, твердо глядя ему в глаза.