Связанные
Шрифт:
Это была старая история. Когда мой мозг наконец включился и решил, что да, я рискну полюбить своего лучшего друга, даже будучи абсолютно уверенным, что он может найти лучше... конечно же, в этот момент он влюбился в другого. Боди Каллахан годами посылал сигналы, которые я должен был быть идиотом, чтобы не заметить, и кармический смысл заключался в том, что теперь он оказался на другой ноге, а тосковать пришлось мне.
В первый год, когда мы были напарниками, он решил просто быть рядом, все время, на сто процентов доступным для меня днем и ночью.
На второй год он трахал все, что двигалось. Серьезно. И это было прекрасно. Он был молод, холост, великолепен, и каждый, кто смотрел на этого мужчину, думал: да, я
На третий год мы переехали в Чикаго из Лас-Вегаса, снимали одну квартиру, и я воочию увидел вращающуюся дверь секса на одну ночь. Среди них были и повторяющиеся приятели, не более серьезные, чем он.
На четвертый год я почувствовал, что он отдалился от меня. Он хотел купить квартиру, я согласился, и мы сказали его приятелю Джо, у которого мы снимали жилье, что он может продать квартиру, потому что мы оба съехали. Боди купил хорошее место в Ривер-Норт, где было много ночных клубов и достаточно ресторанов, чтобы никогда не приходилось есть в одном и том же месте дважды. Здесь было много энергии, очень много людей, очень крутых и хипповых, рай для молодых парней.
Я переехал в Олбани-Парк, на Кистоун-авеню, где была великолепная улица с деревьями. Мой дом был постарше, 1912 года постройки, но его отремонтировали еще до моего переезда. Это был милый маленький домик с двумя спальнями и полутора ваннами и гаражом под ним. Он был шиферно-голубого цвета с белой отделкой, и чтобы добраться до входной двери, нужно было преодолеть крутую лестницу. По большей части мне это нравилось, за исключением тех дней, когда я ходил за продуктами.
То, что мы не жили вместе, сильно разрядило мои отношения с Боди. Просто не нужно было смотреть, как он расхаживает по дому в одном лишь полотенце, демонстрируя всю свою гладкую золотистую кожу над длинными, гладкими мышцами и накачанным прессом, - это помогало моему мозгу не отключаться в начале каждого дня. Мне не нужно было зацикливаться на сексе, который был у него, и на абсолютном нуле, который был у меня. Кроме того, я перестал сравнивать свою жизнь с его, себя с ним. Я был старше его - когда мы впервые стали напарниками, мне было тридцать восемь, а ему двадцать семь. Теперь, пять лет спустя, я был стариком в сорок три года, а он готовился связать себя узами брака в тридцать два. В разных домах мне не нужно было следить за внешностью и постоянно выглядеть счастливым. Я мог погрязнуть в своих страданиях в одиночестве.
В мире был один человек, с которым я мог поговорить об этом, - друг Серджио Мате, который раньше работал в УБН, а теперь был частным детективом в Лас-Вегасе. Он работает с Кроем Эска, который раньше работал на Torus Intercession здесь, в Чикаго. На самом деле, если задуматься, мир был не таким уж и большим.
– Ты не думаешь, что страдания– это слишком драматично? – спросил меня Серджио по телефону как-то вечером.
– Нет, – защищаясь, ответил я. – Я несчастен.
– Почему?
– Потому что я все упустил.
– Или, – начал он таким тоном, по которому можно было понять, что он готовится к спору, – ты можешь признаться о факеле [4], который несешь со дня вашей встречи, и, возможно, он отменит свою свадьбу и упадет в твои объятия.
– Сколько романтических комедий заставляет тебя смотреть твоя жена?
– Он любит романтические комедии, – отозвалась Бет, так как у него была включена громкая связь. – Мне нравятся боевики, Джед [5]. Ты же знаешь.
Я знаю.
– Прости.
– Но он прав, ты должен признаться. Это очень по-викториански с твоей стороны - унести эту тоску с собой в могилу [6].
Я повесил трубку. Серджио перезвонил, все еще смеясь, и я услышал голос Бет.
– Я не собираюсь снова вешать трубку на тебя и твою прекрасную жену, –
Он кашлянул.
– Послушай, просто скажи ему, что ты чувствуешь. Если он скажет нет, я выйду замуж за Генри...
– За Хейдена, – поправил я.
– Хейдена Бердмана Третьего, тогда...
– Это Бердин.
– Как будто мне не все равно.
– И почему ты добавляешь третий?
– Потому что так было в первый раз, когда ты рассказал мне о нем.
– Я такого не припоминаю.
– Но дело не в этом, Джед.
Нет, не в этом.
– Ты должен признаться. Это несправедливо по отношению к нему, и, поскольку он твой лучший друг и тот, кто должен решать, когда и стоит ли отступать, если это решение когда-нибудь придется принимать тебе, тебе, вероятно, следует сказать ему, что ты влюбился по уши.
– Слишком поздно.
– Но если ты хочешь грустить, то грусти, потому что ты пытался, но этому не суждено было случиться. Ты не должен грустить заранее, потому что у тебя ничего не вышло.
– Мило. Спасибо.
– Не за что, – весело ответил он.
Было ли мне грустно? Да. Но больше ли я радовался за него, чем грустил за себя? Вообще-то, да. Потому что это и было настоящим испытанием дружбы. Бескорыстие. Легко быть другом, когда все идет хорошо. Сложнее, когда требуется буквальное испытание. И, честно говоря, я заслужил, чтобы упустить его, когда все, что мне нужно было сделать, - это привлечь его в свою жизнь и претендовать в любой из четырех лет, в течение которых мне доставалось все его внимание. Винить в моей глупости было некого.
Только вот... технически я был прав. Потому что угадайте, кто в итоге оказался с парнем своего возраста? Я был готов к тому, что если кто-то заговорит об этом, то я все расскажу. Не то чтобы кто-то заговорил. У меня была репутация немного пугающего человека. В конце концов, я был стариком в нашей офисной команде. По крайней мере, так считали ребята помоложе. Именно поэтому, я был уверен, Дойл и разлучил нас с Боди. Если рассуждать логически, то, наверное, то, что Дойл снова сведет нас с Боди, будет плохой идеей. Лучше оставить все как есть, пока Боди не уедет в отпуск на Четвертое июля. Его не будет неделю, а через два месяца он снова отправится на свадьбу и медовый месяц. И вообще, кто знает, вернется ли он вообще. Если твой муж - миллионер, зачем тебе работать? Не то чтобы Боди не нравилось быть маршалом так же, как и мне, но у меня всегда было ощущение, что он может оставить все позади и не оглядываться назад. Это было не так уж плохо, особенно если ты стремился к сбалансированной жизни. Если он уйдет, то сможет вернуться к своей второй любви. Он учился в школе на стипендию по теннису и изучал уголовное судопроизводство, а на втором плане у него было искусство - гончарное дело. И вот теперь Боди наконец-то мог посвятить себя любимому делу.
Я представлял его в доме у озера, где он каждое утро просыпался и поднимался в свою студию, где открывал французские двери, чтобы видеть воду и вдыхать прохладный воздух. Я представлял его с кружкой кофе перед тем, как он садился за гончарный круг. И да, это было прямо из «Записной книжки», которую меня заставил посмотреть Серджио, но я видел, что это его жизнь. И он заслужил это. Он отработал свое время, разыскивая детей, проходя по кровавым местам преступлений, охотясь на жестоких беглецов и сидя в засаде. Если бы он захотел все это бросить, никто бы не нашел в этом слабости. Процент выгорания среди всех видов правоохранительных органов был высок, и это имело смысл. Если каждый день тебе приходилось видеть худшие стороны человечества, как долго ты должен был пытаться стать проломом в нахлынувших волнах? Для меня это было пожизненное обязательство. Для него, как я подозревал, конец был близок. Я буду скучать по нему, когда он уйдет, но, возможно, так всегда и должно было закончиться.