Сыграем на любовь

Дока Анастасия Константиновна

— Па-а-ап?

Скрипнула дверь.

— Поговорим, Лиля. Проходи.

Лиля сглотнула. Отца, как доброго семьянина она уже не помнила, а как опасного и внушающего страх, знала очень хорошо. Её он не трогал. Да никого не трогал. Но умел устроить настоящие неприятности и совсем не игрушечные проблемы.

Неужели, она ТАК его расстроила? И всё это из-за Вадима? Нет. Лиля не хотела верить.

Фёдор Иванович осветил телефонным фонариком окружающее пространство, бегло взглянул на дочь. Лиля была перепугана.

«Наверно, перегнул, —

подумал Карелин старший. — Её надо бы проучить за все выкрутасы, но пугать до обморока… Что же я за отец?»

Про себя он выругался в таких выражениях, какие не знали и самые бедные на свете, громко выдохнул.

— Па-а-ап?

Лиля поднималась к себе. Она хотела поговорить со своим бывшим преподавателем без свидетелей и расспросить, как долго он будет пользоваться её терпением. Где деревня? Она уже взялась за ручку двери, когда позвонил отец. Попросил, чтобы дочь села в машину. Объяснил ей: адрес знает Павел.

Лиля, чьей страстью были сюрпризы — причём она с одинаковым рвением их и требовала, и устраивала — не стала расспрашивать отца, и, на время забыв о ссоре и об учителе, поспешила к «Бентли».

Ехали долго. Она успела вообразить роскошный праздник без повода, бурное примирение, и он же праздник; море цветов и шаров; новую карту из банка. Лиля не сомневалась: папа хочет извиниться. Всё-таки назвать дочь истеричкой — это чересчур.

Сугробы зачастили. Показалось что-то вроде леса, а затем свет фар выхватил какое-то заброшенное строение. Большое и тёмное, а за ним постройки поменьше. Их было много, и выглядели они устрашающе.

— Ты решил меня убить за вчерашний шантаж и закопать подальше от дома? — поинтересовалась Лиля, глядя в зеркало на водителя.

Павел качнул головой, не соглашаясь, и молча выбрался из машины.

Смеяться расхотелось.

Лиля стояла на промозглом ветру и щурилась на хлопья снега. Погода разбушевалась, а место ей совсем не нравилось. Только увидев знакомую фигуру, она успокоилась. Но не до конца. Отец приближался с каменным лицом. Лиля молниеносно начала припоминать все свои косяки, промахи. Обманы.

— Здравствуй, дочь, — Фёдор Иванович жестом отпустил Павла, и тот вернулся в автомобиль. — Идём.

И Лиля послушно поплелась вслед за родителем. Она то и дело оборачивалась на удаляющуюся «Бентли» и всё больше нервничала. А затем обратила внимание на громадину, прячущуюся в тени самой убогой постройки. Присмотревшись, Карелина узнала автомобиль отца, — вторую «Бентли» только не красного, как у неё, а чистого чёрного цвета.

Отец поднялся по ветхим ступеням, поманил дочь за собой.

— Па-а-ап?

Скрипнула дверь.

— Поговорим, Лиля. Проходи.

Лиля сглотнула. Отца, как доброго семьянина она уже не помнила, а как опасного и внушающего страх, знала очень хорошо. Её он не трогал. Да никого не трогал. Но умел устроить настоящие неприятности и совсем не игрушечные проблемы.

Неужели, она ТАК его расстроила? И всё это из-за Вадима? Нет.

Лиля не хотела верить.

Фёдор Иванович осветил телефонным фонариком окружающее пространство, бегло взглянул на дочь. Лиля была перепугана.

«Наверно, перегнул, — подумал Карелин старший. — Её надо бы проучить за все выкрутасы, но пугать до обморока… Что же я за отец?»

Про себя он выругался в таких выражениях, какие не знали и самые бедные на свете, громко выдохнул.

— Па-а-ап?

— Лиля…

— Папа?

— Лиля…

Их содержательный диалог прервал скрип тормозов, а затем морозный ветер, ворвавшийся в распахнутую дверь.

— Простите, Фёдор Иванович! — взмолился эффектно появившийся Павел. — У вас через час встреча с инвесторами. Перенести?

— Не надо, Паша. Я быстро покончу.

Лиля икнула от страха.

Покончу… Это он о дочке? О родной кровинушке?!

— Так… не переносить?

— Нет, Паша.

— Простите ещё раз. Я вас подожду, в конце построек. Хорошая деревня будет, — и вышел.

— Деревня? — изумилась Лиля.

— Деревня, дочка.

— Так ты не собирался… — Лиля осела на пол.

— Не собирался что? О, мать честная… Лиля, ну ты и дура!

— Я дура? — подскочила Карелина. — Это ты тут страха наводишь! Темнишь, привёз в жуткое место, молчишь устрашающе!

— Это жуткое место — твоя деревня. Привыкай.

— А?

— Балыкины мне всё рассказали. Тебе нужна деревня для какой-то очередной забавы. Я готов отдать тебе эту местность под честное обещание.

Лиля ещё приходила в себя от нежданного поворота событий и поэтому молчала.

— Лиля… — отец взял дочь за руку. — Пообещай мне, что на этот раз обойдётся без криминала. Пообещай честно, а не как обычно.

Она слабо кивнула.

— Хорошо. Но это не всё, что я хотел сказать. Лиля, дочка, смерть мамы на нас обоих отразилась очень сильно. Ты выросла капризной и совершенно невыносимой, но я люблю тебя. Вчера был груб. Знаю. Но и ты знай. Я не считаю тебя истеричкой и со Сташевскими дела прекратил. Ты мне дороже любых компаньонов. Я не одобряю ваш с Вадимом разрыв, потому что считаю, вы могли бы ужиться: без страстей в браке проще, поверь мне. Но это твой выбор. Так, значит, так. Я буду счастлив, если ты будешь счастлива. И раз тебе нужна деревня, её построят. — Фёдор Иванович обнял дочь, но, давно разучившийся проявлять нежные эмоции к своему чаду, сразу отошёл на шаг назад.

Лиля не знала, как реагировать, а затем выдала то, чем всегда спасалась в сложные моменты:

— Это… — обвела пространство рукой, — вместо карточки?

— Можешь и так считать. Расскажешь, зачем тебе деревня?

— Это личное.

— Но хоть приличное?

Она улыбнулась.

— Хорошо. Я выделю тебе бригаду рабочих. Они обустроят всё, как надо. Только художников среди них нет. Обойдёшься без расписных дверей.

— Я сама нарисую, — выдала Лиля, поразив отца.

— САМА?!