Сыграй мне смерть по нотам...
Шрифт:
Исполнял Серёжа всегда что-то очень виртуозное, мощное и многословное. Его маленькое лицо оставалось при этом совершенно бесстрастным, только тёмные глаза загорались детским азартом заядлого отличника. Очень взрослая музыка накатывала с экрана бесконечным прибоем звуков – от бешеного грохота до тихого журчанья и даже до того, что звуком уже и не назовёшь, от чего остаётся лишь едва различимое слоистое эхо. Эта музыка существовала, казалось, сама по себе, словно не сила детских пальцев, а упорство детского взгляда извлекало её из огромного лакированного ящика, начинённого струнами.
Да, Самоваров в своё время Серёжу Шелегина терпеть не мог. И не он
Тогда не принято было транслировать на публику сладкие семейные картинки. Вот и маму Серёжи, Марину Петровну, по телевизору никогда не показывали. А стоило бы! Это была статная волевая женщина, сама в прошлом отличная пианистка. В Новосибирск из столицы привела её, по слухам, какая-то безумная и горькая любовь (о себе она ничего никому и никогда не рассказывала). В период Серёжиных триумфов она преподавала в Новосибирской консерватории, была уже не слишком молода и имела внешность греческой богини из девственниц – тех, которые любопытных и дерзких поражали громом, обращали в скотов и неприметные растения. Суровой и грозной она оставалась всегда, и непонятно было, каким образом некто отважный всё-таки сумел сделаться отцом Серёжи. Этот герой не предъявлял никаких прав на ребёнка и никому не был известен. Злые языки шутили, что он был съеден Мариной Петровной тотчас же после зачатия, как это принято у ядовитых американских пауков.
Маленький Серёжа не то чтобы был обожаем матерью. Он скорее составлял её идею фикс и орудие для достижения какой-то неведомой высшей цели.
Марина Петровна и в консерватории всегда преподавала замечательно, со страстью. Рано заметив Серёжину музыкальность, она решила сделать из сына настоящее диво.
Серёжа занимался порой до изнурения – и чаще всего добровольно. Юный виртуоз скоро прославился. Марина Петровна со свойственным ей гордым стоицизмом объявила, что это только начало работы, и невозмутимо утроила технические сложности Серёжиных упражнений.
Лет в пятнадцать Серёжа взялся что-то сочинять. Он к тому времени уже перестал удивлять своим маленьким ростом и хрупкостью, потому Марина Петровна с интересом просмотрела его опусы. Опусы были неважные. Марина Петровна поморщилась и разорвала нотную тетрадку надвое. Безнадежно слабо. Продолжать не стоит!
Серёжа стал скучным и вялым. Он наконец устал. В то лето Марина Петровна взяла для него путёвку на Чёрное море, в пансионат «Сталевар». Она знала, что там имеется хороший рояль, и можно будет готовиться к очередному конкурсу. Серёжа уже много лет и очень успешно разъезжал по конкурсам, но главные победы, предполагалось, впереди.
В день приезда в «Сталевар» Серёжа немного, часа два, позанимался на хорошем рояле. Потом он вдруг исчез.
Он ушёл по кромке прибоя, куда глаза глядят. А глаза его не глядели даже не на горизонт, далёкий и бледный. Серёжа просто смотрел себе под ноги, неглубоко утопавшие в пахучем мокром песке. Оказалось, ноги оставляют смешные следы с лодочкой ступни и рядом кругленьких выемок-пальцев. След быстро расправлялся, заливался мутной от песка водой, а потом длинная плоская волна сравнивала его с идеально шершавой гладью берега.
Серёжа шёл и шёл. Он смотрел на свои следы, небольно натыкался ногой то на ломаные ракушки, то на гнилые до черноты щепки. Он переступал через канаты и ожерелья поплавков, которые разграничивали владения всевозможных турбаз и санаториев. То, что даже вода в море
Серёжа шел долго. Небо и воздух постепенно скучнели и серели вокруг него. Вечер наступал, но вода оставалась такой же тёплой, а следы такими же забавными и бесконечными.
Серёжу нашли в девяти километрах от пансионата «Сталевар». Искали его силами отдыхающих, с милицией и даже, кажется, с вертолётом. Марина Петровна измучилась и осунулась за несколько часов до неузнаваемости. Встретив сына, она надавала ему прямо на пляже, при зеваках и при милиции, звонких и незабываемых пощёчин.
С того дня началась для Серёжи иная жизнь – настоящая, как он полагал, и неудачная, кривая, как думали все остальные. Несмотря на продолжение занятий, Серёжа провалил подряд несколько международных конкурсов.
Вскоре он поступил в консерваторию, где учился очень хорошо, но без блеска и увлечения. Его карьера мало-помалу улеглась в обычную скромную колею.
Марина Петровна чуть не заболела от унижения и разочарования. Её отношения с сыном постепенно испортились и дошли до полной сухости и чуждости. Поэтому неудивительно, что после консерватории Серёжа охотно уехал в Нетск, куда его пригласили преподавать в местном музыкальном училище.
В Нетске жизнь Сергея Николаевича окончательно приобрела те небогатые серые оттенки, которые Марина Петровна презирала во всём – от манеры игры на рояле до цвета платьев. Сергей Николаевич потихоньку преподавал, писал музыку к безвестным театральным постановкам и даже однажды попытался вступить в местное отделение Союза композиторов. Он представил тогда на суд коллег целый ворох своих трудов, в том числе фортепьянный цикл, куда входил «Танец №5».
Троим композиторам, в те годы составлявшим Нетскую организацию, ни одно из его произведений нисколько не понравилось. Ещё меньше им понравилась молодость Сергея Николаевича и его некомпанейский нрав. Они велели соискателю впредь усерднее работать над собой, а также подучиться у них, у всех троих (все трое были песенниками, питомцами местной самодеятельности и отчаянными баянистами).
Сергей Николаевич не стал ни учиться у баянистов, ни продолжать попытки поступить в организованные композиторы. Вместо этого он взял и женился. Юная Ирина училась у него, и училась посредственно. Она, правда, была очень старательной, а главное, прелестной. Последнее Самоваров вполне допускал. По его наблюдениям, женщины-лани, прежде чем стать трепетными занудами, обычно бывают хорошенькими девицами. Однако и в этом милом состоянии они уже обладают всеми основополагающими признаками (каблуками, сумочками и т.д.) своего типа.
Быстрая и пылкая любовь Шелегина завершилась свадьбой, на которую всё-таки прилетела из Новосибирска Марина Петровна. То ли она собиралась примириться с сыном, то ли, наоборот, желала убедиться, что она была права, и ничего путного из него не вышло – неизвестно. Отношения их так и остались холодными. Невеста сына Марине Петровне показалась слишком ничтожной. Бездарностей она не признавала.
Первое время жизнь молодой семьи протекала, как выражаются медики, без особенностей. Сергей Николаевич стал ещё менее компанейским и написал несколько произведений, заведомо неприемлемых для тройки баянистов. Позже Ирина признавалась, что их любовь очень быстро кончилась. Если бы не рождение дочери, они развелись бы обязательно.