Сын атамана
Шрифт:
– Галина, – обойдя дом и, заглянув на кухню, окликнул я сестру.
– Чего?
Она выглянула из двери и встряхнула своими роскошными черными косами.
– Зерщиков в городок приехал. Может и нас навестить. Достань кваса холодного.
– Сейчас.
Через несколько минут, более или менее приведя себя в порядок, в чистой одежде, я стоял у входа в дом. Вышел вовремя, казаки Зерщикова остались на площади, а он направился к нам. Смуглолицый чернявый бородач с вечно прищуренными хитроватыми глазами, ловко, словно молодой, спрыгнул с седла, накинул повод
– Здравствуй, Никифор, – он остановился в паре шагов от меня.
– И вам здравия, дядя Илья.
– Где батя?
– А Корнеев не сказал?
– Нет, – поморщился бывший войсковой атаман. – Отговорился тем, что Кондрат его в свои планы не посвящает.
– Отец вроде в Белгород уехал, Ульяну навестить. Знаете ведь, что она беременна.
– Говорили мне об этом, все же родня.
– Вот и я про то же самое.
– А когда Кондрат вернется?
– Не знаю.
Зерщиков что-то пробурчал и повернулся к своему коню, но я его окликнул:
– Дядь Илья, зайди в дом. Квасу с дороги выпей.
– Холодный?
– Конечно.
– Ну, веди.
Мы с отцовым товарищем, который был готов в любой момент продать его за деньги и привилегии, прошли в дом. Вместе, из больших запотевших глиняных кружек напились кваса и как бы между прочим Зерщиков спросил:
– Что у вас в Бахмуте происходит, Никиша?
– Вы о чем, дядя Илья?
– Люди в городке посторонние, а недавно разговор был, что самозванного полковника Лоскута в ваших краях видели.
– Кто же мне скажет, что происходит, – пожал я плечами. – Лоскут, если бы объявился, непременно нас навестил. Да только я его не видел. А люди посторонние, так это бурлаки из беглых, которые недавно с Дона из артели Кузьмы Самойлова пришли. Других не было.
– Может быть, так оно и есть, – Зерщиков направился к выходу.
– Дядя Илья, отцу чего передать?
– Не надо, я ему в приказной избе записку оставил.
Проводив «дорогого гостя» и посмотрев, как лошади умчали всадников с площади, я снова натянул пропотевший пыльный тулуп, взял в руки тяжелую палку, и направился на середину двора. Василь Чермный уже был здесь.
«Ну, продолжаем, – подумал я. – Краткий отдых окончен, до вечерних сумерек еще далеко и чтобы не загинуть в новом для меня времени, надо быть сильным и ловким. Следовательно, придется много тренироваться и многому учиться заново. Политика и загадки прошлого – это все интересно. Но если мне отрубят голову или пристрелят, они меня волновать уже не будут. Никогда. Поэтому палку крепче в руки и пошел».
8
Запорожская Сечь. 16.07.1707.
– Помнишь молодость нашу, Кондрат? – спросил Костя Гордеенко друга.
– Конечно, помню, друже, – ответил бахмутский атаман.
– Вот что бы ты сделал пятнадцать лет назад, если бы на Сечь за помощью приехал?
Булавин усмехнулся и ответил:
– Вышел бы на раду, и клич кинул.
– И что было бы? – глаза запорожца улыбались, а лицо сохраняло серьезность.
– Собрал
– Вот то-то же, – Костя хлопнул друга по плечу и добавил: – Пойду я, пожалуй. Вскоре начинаем, и я должен быть на своем месте. Удачи, Кондрат.
– Мы столько для успеха сделали, что она просто обязана быть с нами.
Костя Гордеенко покинул курень Лукьяна Хохла, который стоял в пределах Сечи, и направился к своему, который был неподалеку. Кондрат проводил друга взглядом, вздохнул и, ожидая того момента, когда его вызовут на раду, задумался…
Последние дни Кондрат Булавин, Костя Гордеенко и Лукьян Хохол находились в постоянном движении. Сговорившись сделать общее дело, они стали претворять свои задумки в жизнь. А для этого следовало не просто поднять казаков, но и подготовить для этого почву и заранее договориться со всеми слоями населения Запорожской Сечи. Поэтому приходилось навещать богатых и влиятельных запорожцев, убеждать казаков в своей правоте и вести долгие переговоры.
Планировалось избрать Гордеенко кошевым атаманом, и не просто так, при одной только поддержке сиромашных, среди которых Костя в сильном авторитете. Но и зажиточных казаков подмаслить стоило и своими делами повязать. Ведь за каждым таким человеком несколько десятков зависимых от его милости и помощи лихих казаков. Ко всему прочему, именно они контролировали торговлю, оружие, казну, продовольствие, склады и припасы, так что ссориться с ними себе дороже.
Наконец, к тому, чтобы провести перевыборы кошевого атамана, все было подготовлено. Казаки из куреня Хохла, разнося новости, разошлись по Сечи, а Булавину оставалось ждать момента, когда ему позволят выступить перед сечевиками.
Один за другим до Кондрата донеслись пушечные выстрелы. Пора. Донской атаман встал и направился к выходу. Рядом с ним были его донцы и несколько запорожцев. Все при оружии и, если дела пойдут не так, как запланировано, они могли прикрыть Кондрата и обеспечить его отход.
Сечевая рада заполнилась готовыми в любой момент сорваться с места и выступить походным строем в любую часть света шумными крикливыми людьми. Большая часть казаков уже знала, по какому поводу Круг, но кое-кто, в основном из приближенных нынешнего кошевого, пока пребывал в неведении. В огромный людской круг вышел кошевой атаман Финенко. Следом куренные, а потом Булавин с донцами.
Финенко знал Кондрата, но его появлению на Сечи удивился и спросил:
– Ты народ баламутишь и раду созываешь?
– Да. Хочу братьям-казакам слово сказать.
– А чего ко мне не зашел?
– Тороплюсь. Время поджимает.
– Ладно, раз имеешь что сказать, говори.
Увидев Кондрата, многие сечевые казаки разразились приветственными криками. Немало людей помнило его по штурму Азова и некогда ходило в его сотнях. Не чужим человеком был Кондрат для запорожцев, а потому донской атаман не стеснялся. Он выступил вперед и громким уверенным голосом повел речь: