Сын детей тропы

Бонс Олли

По левую руку темнел дом с провалившейся крышей, глядел пустыми окнами. Длинный, с двустворчатой высокой дверью, когда-то он принимал гостей, а теперь лишь кустарники ютились у его стен. Новая дорога увела странников. Должно быть, там выросла и другая таверна, и мало кто хотел делать крюк, чтобы остановиться в старом приюте.

Все его покинули, даже хозяева. Остатки крыши поросли травой, одна из створок покосилась, и на разбитой вывеске, знаке прежних счастливых времён, облупилась краска. Её место на тёмном подгнившем

дереве занял мох.

— Нужно свернуть в Безлюдье, — сказал Шогол-Ву. — Когда Двуликий поднимется выше по холму, мы будем на пути не одни.

Человек поскрёб щёку.

— Лучше поищем, чем тебя замазать, — сказал он. — Куда тут сворачивать? Неохота барахтаться по колено в грязи...

Запятнанный поднял ладонь.

— Ш-ш-ш.

— Что «ш-ш-ш»? Нечего меня затыкать. Гляди, растаяло всё — мы как увязнем там, так и...

— Тихо.

— Да я дело говорю! Вон там, может, осталась печь, а в ней сажа. Давай хоть сажей тебя разукрасим, а в первом же поселении бабьих притирок куплю. Тебе, считай, повезло, мазать почти и не надо. Воротник повыше, чтобы шея не видна...

Шогол-Ву перехватил руки человека.

— Я сказал, молчи.

— А я сказал, сейчас всё исправлю, и пойдём большой дорогой. Повезло, что у глаз пятна бледные, можно и так оставить. Подумают, не выспался. Лоб шапкой бы прикрыть, жаль, нет у нас шапки. О! Повязку сделаем. А бороду сажей замажем, или в воротник уткнёшься. И перья эти дай обрежу, а то обвешался ими с головы до пят...

— Не трогай перья. Они на удачу.

— Ага, вот так удача выйдет, если первый же встречный по ним опознает в тебе выродка. Вот эти палки ещё вы зачем нашиваете? Убрать, и сойдёшь за человека.

Шогол-Ву взял спутника за плечи и развернул. Тот дёрнулся, не понял, но запятнанный указал рукой.

У мёртвой таверны, у тёмной стены теперь стояла Ашша-Ри, сложив руки на груди.

— Дикая баба, чтоб меня! Ты куда глядел, пятнистая рожа? Чего ушами хлопал? Так охранять я и сам могу!..

— Я говорил: молчи. Слышишь, рогачи фыркают?

— Что я услышать могу, если у тебя рот не закрывается? И что теперь?

Ашша-Ри отделилась от стены, шагнула вперёд. Ладони пустые, но это ничего не значило: в следующее мгновение в них мог оказаться нож.

Шогол-Ву следил за каждым её движением. Человек, он слышал, отошёл назад. А нептица вернулась и пошла на охотницу медленно, щёлкая клювом, вздыбив перья. Крылья расставила, распушила хвост.

— Боги не захотели его забирать? — кивнула Ашша-Ри на человека, кривя угол рта. — Теперь к Заставе?

— Я чего-то не понял. Я с одним договаривался, мне другие проводники не нужны!

Запятнанный положил руку на голову нептицы, пригладил торчащие перья. Зверь стряхнул ладонь, зашипел, не сводя глаз с Ашши-Ри. А та глядела только на Шогола-Ву.

— У меня повозка с рогачами. Ты потерял время, гадая, подохнет эта людская падаль

или нет. Наверстаем упущенное. Возьмём и этого, если цепляешься за глупую клятву.

— Падаль, значит? — оскалился человек. — Убей её! Возьмём повозку...

Ашша-Ри дёрнулась. Когда в её руке появился нож, Шогол-Ву не заметил, но успел остановить.

— Пусти! Я освобожу тебя от клятвы...

— Прикончи её, чего тянешь? Она первая полезла! Что ты её жалеешь?

Удерживая Ашшу-Ри, запятнанный боком оттолкнул человека, тянущегося к ножнам на его бедре. Тот, слабый ещё, отлетел. Подскочила нептица, Шогол-Ву развернулся, и удар клюва пришёлся по его плечу.

Охотница извивалась, силясь освободиться. Лезвие блеснуло, слепя. Шогол-Ву зажмурился на мгновение и ощутил, как нож скользнул по щеке.

Он ударил Ашшу-Ри по раненой ноге, толкнул, и когда та упала, наступил на руку с ножом. Удержал нептицу: та метила клювом ей в лицо.

— Да убей её, слабодушный! Убей, или дай я сделаю это! Ты что, не понимаешь — мы так и будем грызться, пока она не прирежет тебя или меня!

— Решай, — прохрипела Ашша-Ри. — Решай, порченый, что тебе дороже — племя или этот гнилой род, знающий матерей. Ты и сам такой. Кого выберешь?

Шогол-Ву поглядел сверху вниз, не опуская руки, не позволяя нептице добраться до охотницы, лежащей на земле.

— Мы пойдём вместе, — решил он. — Все. Большая повозка?

— Трёхрукий у тебя разум отнял!..

— Боги лишили тебя ума!..

— Во, я впервые с ней согласен.

Шогол-Ву убрал ногу. Наклонился, отнял нож и отступил. Ашша-Ри поднялась, гневно блеснула глазами, сплюнула через давно выбитый зуб.

— Ты, знающий мать...

— Нам опасно на дороге. Нужно прятать лица. Нужен человек, чтобы правил.

— Да, а эта не нужна!..

— Это её повозка и её рогачи. Она предложила помощь. И это она достала жгучий корень, чтобы ты не отправился к ушам богов раньше срока. Значит, будем держаться вместе.

— Ох, ну... Что, правда достала?

Человек недоверчиво поглядел на Ашшу-Ри, нахмурился.

— Давай тогда хоть зверя бросим. Чем меньше на нас глядеть будут, тем лучше.

— Зверя послал Двуликий. Не нам спорить с богами, им виднее. Зверь останется с нами.

Спутники промолчали, поглядели только, и взгляды их сказали больше слов.

Новая дорога текла неторопливо мимо полей, ещё пустых, нетронутых. Позже, как земля просохнет, их вспашут, а сейчас только мелкие твари да камнеклювики бродили и рылись, отыскивая упавшее зерно и забытые корни.

По левую руку протянулась тонкая полоска Древолеса, далёкая и оттого почти синяя, с багровыми вкраплениями вечников. Если свернуть туда, можно добраться и к долине, где теперь жило племя детей тропы. По правую руку качал ветвями другой лес, небольшой и светлый. Поднимались дымки костров, стучали топоры.