Сын эрзянский
Шрифт:
— Мама, у тебя что-нибудь болит? — спросил он и остановился возле нее.
— Ничего, сынок, это сейчас пройдет, — сказала Марья. — Возьми у бабушки Орины Фиму... Да позови бабушку попариться в бане.
Марья остановилась посредине улицы и постояла. Совсем недалеко до своей избы, а дойти трудно. Два небольших оконца, точно глаза близкого человека, приветливо уставились на нее.
В воротах появился Дмитрий.
— Ты чего так медленно? — спросил он жену, когда она подошла к нему.
— Как медленно? Не бежать же мне?
Марья торопливо прошла в ворота, стараясь,
— Где Иваж? Ты ходила за ним?
— Сейчас придет, пошел к Назаровым за, Фимой.
В избе Марья присела на коник. Дмитрий все время поглядывал на нее и наконец не выдержал, спросил:
— Тебе, знать, нездоровится? И лицо у тебя какое-то желтое...
— Ничего, сейчас пройдет, — отмахнулась Марья. — Оставь меня, немного отдохну.
Дед Охон, сидевший у стола с неизменной трубкой, по-своему понял состояние Марьи:
— Не видишь, что ли: горюет о сыне...— и заговорил, ни к кому не обращаясь: — С Иважем наше дело пойдет хорошо. Пойдем в мужской монастырь, будем делать столы, стулья. Эти вещи и монастырям всегда нужны.
Вскоре пришел Иваж с Фимой. Паренек быстро сообразил, что в баню ему идти придется с матерью. Отец с дедом Охоном уже успели попариться.
— Опять мне вместе с бабами, — поморщился он.
— Чего ты боишься баб? — с усмешкой сказал дед Охон.— Они тебя почище помоют.
Отдышавшись, Марья собрала белье себе и детям. Как ни ворчал Иваж, все же пошел с матерью. Баня находилась за огородом. Иваж по пути выдернул в огороде несколько морковок и репок.
— А мне? — сказала Фима.
— Вот. Помоем их в бане теплой водой и будем есть.
Бабушка Орина уже была в бане со своими внуками-близнецами, одногодками Фимы. Они с завистью смотрели, как Иваж мыл в корыте морковь и репу. А когда он им дал по морковке, они с жадностью вцепились в нее.
— Оставить дома не с кем, вот и привела с собой, — сказала бабушка Орина.— Да и закоптились они...
— Не беда, бабушка Орина, воды и пару хватит всем.
Марья села на низенькую лавку, Иваж стал подавать ей деревянным ковшом из кадки воду. Она вымыла ему и Фиме головы щелоком, ополоснула их чистой водой и велела выйти в предбанник освежиться. Вверху, на полке бабушка Орина парила ревущих от жары внучат. Жарко было и внизу: Марья села на пол. Она с трудом промыла густые, длинные волосы. В жаркой бане ей стало совсем плохо. Она не вытерпела и рассказала бабушке Орине о том, как скатилась по склону в овраг.
— В Перьгалее? Как же ты упала? — стала расспрашивать старуха.
— Поскользнулась и сорвалась.
— Чай, не забыла перекрестить то место, куда упала?
— Где уж там мне было помнить об этом, еле до дому дошла.
Старуха изумилась:
— Как же ты забыла? Ведь может нехорошо обернуться. Можешь скинуть дитя. Непременно нужно было перекрестить и три раза сплюнуть через плечо. — Старуха охала и ахала, пока не решила: — Сейчас же надо пойти на то место и перекрестить. Да уйти оттуда не просто, а пятясь задом. Ладно, я сама пойду. Как только приду из бани, так сразу и пойду. В каком месте упала-то?
— На задах у Савкиных, там, где
От испуга у Марьи дрожали губы.
— Найду, не печалься, все будет хорошо. Я знаю такую молитву, она тебе поможет, — пообещала бабушка Орина.— А сейчас иди домой, больше тут не оставайся. Жаркая баня тебе не в пользу. Ложись в постель и не вставай. Вечером пусть сам Дмитрий и корову подоит. Попроси, чтобы он принес тебе из погреба льда, заверни его в тряпицу и положи себе пониже на живот...
Она еще что-то говорила, но Марья уже не слышала ее, вышла из жаркой бани, кое-как оделась и прислонилась к косяку, думая, как теперь дойти до дома. Иваж и Фима с пугливым удивлением смотрели на мать, не понимая, что с ней творится.
— Идите в баню, здесь прохладно, — сказала Марья.
Бабушка Орина наспех помыла своих внучат и вышла за Марьей. Она провела ее огородом до ворот и вернулась, сказав, чтобы Марья за детей не беспокоилась, она сама домоет их и отправит домой, а затем побежит в Перьгалей-овраг и перекрестит место, где она упала.
Марья вошла в избу, еле переступая ногами. Дмитрий, удивленный, поднялся с лавки к ней навстречу.
— Ты что так скоро? — с тревогой спросил он.
— Уж очень жарко в бане. Немного полежу, — сказала Марья и взглянула на коник.
Дмитрий расстелил скатанную постель, помог жене лечь.
— Принеси с погреба лед, может, скорее освежусь, — попросила она.
Дмитрий взял чашку, пошел в погреб. Он ни о чем больше не расспрашивал, решив, что Марье пришло время рожать. Только для чего ей лед, понять не мог.
— Позову старуху Орину, — сказал он, вернувшись из погреба.
Дед Охон вышел из избы, сел на завалину, ожидая Иважа из бани.
— Не надо звать... Посиди во дворе, оставь меня одну, — попросила Марья.
Дмитрий молча вышел из избы. «У женщин в такое время всякие бывают причуды, — решил он.— Разве в этом разберешься...»
Из-за бани и болезни Марьи обедали сегодня поздно. Марья не вставала с коника. Иваж налил щей, Фима принесла ложки, Дмитрий нарезал хлеба. Дед Охон одобрительно наблюдал за ребятами.
— Хорошие у тебя, Дмитрий, помощники, с этими не пропадешь.
— Да, за столом-то они хорошо помогают, — отозвался Дмитрий.
— Не только за столом, — возразил старик. — Иваж сам себя кормит. Лето пас стадо, теперь вот отправится со мной, опять свой хлеб будет есть.
Дмитрий промолчал. Что правда, то правда, Иваж — настоящий помощник. Ему теперь и самому стало жаль отпускать паренька из дома. Но не идти же на попятную. Конечно, им без парнишки будет очень трудно. Марья родит и будет как привязанная к зыбке, придется везде управляться самому — и во дворе, и в поле. Он взглянул на жену и подумал, отчего бы ей не походить еще месяца два пока не окончатся полевые работы, потом станет легче. Марья лежала с закрытыми глазами, не поймешь, спит или нет. Ее лицо побледнело, нос заострился. Дмитрий хорошо помнил, что так же было и при рождении Иважа и Фимы. Жалея ее, он сказал: