Сын императрицы
Шрифт:
Результат оказался в буквальном смысле оглушающим — ведь заряда в новой мине заложили столько же, как во всей связке обычных бомб. Один из линкоров, в который угодил снаряд, на глазах стал заваливаться на бок, через пару минут скрылся в морской пучине. А от подвернувшего на пути брига не осталось и следа — его размело на мельчайшие щепки. Когда же минут через десять запустили оставшиеся взрывные устройства и они забрали свою долю жертв, в стане шведов поднялась паника — хваленая скандинавская выдержка и дисциплинированность руотси (так их называли соседние народы) не выдержали удара по психике, сменились ужасом от идущей на них смерти. Одни за другим неприятельские корабли стали расходиться во все стороны, оставив в центре прежнего строя флагманский линкор с горсткой судов подле него.
Довершила успех сдача флагмана — на центральной мачте вывесили сигнальный флаг о переговорах. Вскоре от него отошла шлюпка и направилась к стоящему поодаль корвету русских, еще через полчаса на борт корабля поднялся шведский офицер. Наверное, стыд жег его душу — как же так, могучая эскадра не могла справиться с тремя малыми судами, теперь именно ему приходится просить врага о снисхождении! Лицо его покраснело от бессильной злобы и ненависти, но вынужден был вести себя подобающе сложившейся ситуации. Снял шляпу с поклоном, а потом почти на чисто русском передал заявление своего командующего:
— Его Высочество герцог Седерманландский предлагает русскому командующему принять условия мирного разрешения сей баталии. Готов заплатить выкуп в сто тысяч риксдалеров, до его внесения согласен сдаться в плен на милость русской государыни. Взамен же просит прекратить преследование своих кораблей и дать им возможность вернуться на базу.
Лексей не мог поверить своим ушам — ему сдается в плен брат короля Густава III! О такой удаче не помышлял, впрочем, как и возможной победе над целой эскадрой! Быстро взял себя в руки, твердым и холодным голосом ответил посланцу:
— Я, командующий особой группой капитан первого ранга Бобринский, готов принять указанные условия. Как только Его высочество перейдет на мой борт, ваши корабли могут отправляться куда угодно.
В августе 1789 года указом императрицы Лексей был удостоен высшей награды — ордена Андрея Первозванного, — и пожалован соответствующим его статусу чином вице-адмирала. И дело тут обстояло не в какой-то материнской протекции, а по сути совершенных им деяний. Еще год назад этим орденом наградили адмирала Грейга за Гогландскую битву, которую, он, собственно, свел вничью — захватил одно вражеское судно, потеряв также свое, нанес повреждения, но не потопил ни одно. Группа же Лексея практически разгромила неприятельскую эскадру и захватила в плен командующего, наследного принца шведской короны. Так что дать меньшую награду было бы совершенно неуместно и о том писал в своем представлении вице-президент Адмиралтейств-коллегии. К тому же весть об одержанной победе разошлась по столице, народ гордился героями-моряками и обходить их в почестях стало бы в обиду для всех.
В том же августе произошла битва российской эскадры под командованием вице-адмирала Нассау-Зигена против шведской на Роченсальмском рейде, в составе которых с обеих сторон насчитывалось около двухсот судов. В этой баталии почти двукратное преимущество имели уже русские и они не упустили победу — прорвали вражеские заграды в проливе и захватили рейд. В отчаянной схватке преодолели сопротивление неприятеля и нанесли ему существенный урон, потопив большую часть его судов и захватив в плен флагманский.
Роченсальмское сражение
Группа Лексея в этой схватке не участвовала, действовала на другой стороне возле границы с Финляндией. Заблокировала базу Свеаборг, не дав возможности находящимся там судам выйти в море — после нескольких подрывов на минных полях, среди них и линкора, те боялись высунуться из бухты. По сути, шведы кампанию этого года проиграли начисто, потеряв две эскадры и почти половину кораблей. Реальное преимущество в силах перешло к Российской империи, дальше уже можно было предположить с полным основанием разгром шведского флота
Сразу после завершения последнего похода в октябре состоялась встреча Лексея с матерью по ее вызову. Задала пару вопросов о его семье — правда, не изъявив желания видеться с невесткой и незаконнорождённым внуком, — после спросила о главном: — Чем намерен заняться дальше, Лексей, какие у тебя планы?
О том сам он думал, узнав о заключении мира, вполне естественным казалось участие в войне против османской империи, но и не забыл о прежних планах, что высказал матери-государыне:
— Если вы, маменька, посчитаете нужным идти мне со своим отрядом воевать с османами, то готов исполнить немедленно. Сам же считаю предпочтительным заняться освоением Америки — от того, полагаю, будет больше пользы для отечества. О выгодах говорил вам в прошлый раз, повторять не стану, мнения же своего не поменял — надо брать Америку в свои руки, пока другие не заняли. Особо то касается Калифорнии — хотя там и стоит наш форт, но испанцы могут обойти и занять земли на северной стороне залива, тем самым отрезать от золотого месторождения. А лишняя война нам, наверное, некстати.
Последние слова в какой-то мере проняли императрицу, слушавшую до того с долей скепсиса — призадумалась, не стала отвечать сразу. После отпустила сына со словами: — Я вызову тебя, когда решу с нужными людьми. Пока время терпит — на месяц-другой съезди куда-нибудь, отдохни от трудов ратных, ты славно сражался!
Оформил в Адмиралтействе себе отпуск на два месяца и с ближайшим обозом отправился в Ревель проведать свои новые владения. Семью не стал брать — в наступавшем ноябрьском ненастье тяжелый дормез мог завязнуть в дороге, а так ехал в легкой двухместной карете-купе, нанятой им в каретном дворе на срок отпуска. В попутчики взял молодого флотского офицера, также едущего на побывку — с ним встретился в Адмиралтействе, когда оба оформляли отпуск и разговорились. Правда, увидев на камзоле орденскую звезду, стушевался, как будто потерял дар речи, единственно, что мог вымолвить — слова по уставу: Ваше Превосходительство, так точно, никак нет! — пока Лексей не велел отставить чины и величать по имени-отчеству.
За ту неделю, что находились в пути, Петр Макеев — так звали лейтенанта, — наговорил многого о портовом городе, тамошнем народе, принятых здесь порядках. Хотя еще со времен Петра I этот город, как и вся Эстляндия, вошли в Российскую империю, но дух остзейского чванства в отношениях с новыми хозяевами никуда не делся, особенно среди немецкого дворянства и бюргерства, до сих пор пользующихся Привилегиями. Что уж говорить, здесь считалось неприличным обращаться на русском, даже делопроизводство велось на немецком языке. И не дай боже задеть кого-то из местных — затаскают по судам и канцеляриям, где правят те же немцы. Сам наместник барон Врангель, как и все остальное начальство, также из остзейских.
Ревель, не так давно бывший губернским городом, после Санкт-Петербурга с его просторными улицами и площадями выглядел тесным и неухоженным, грязи хватало везде, даже в центре. Высадив по пути Макеева у родительского особняка, Лексей велел кучеру ехать в резиденцию наместника. Хотя он с Врангелем, генерал-поручиком, состоял в равном чине, но посчитал нужным представиться ему — на землях наместничества тот главный. Долго в приемной не задержали — уважение к Андреевскому ордену питали даже чопорные остзейцы, — вскоре сидел за столом напротив барона. Тот принял приветливо, не показывал и тени какого-либо пренебрежения. Разговорились о прежней службе — оказалось, что Врангель тоже выпускался из Сухопутного корпуса, только на двадцать с лишним лет раньше, — обсудили минувшую войну со Швецией. Она в какой-то мере коснулась и Ревеля — в начале лета на рейде порта курсировали неприятельские корабли, после ушли, так и не решившись атаковать береговые укрепления.