Сын капитана Алексича
Шрифт:
Юлька все еще не поднимала лица.
— Уйди, Антонина…
— Не хочешь говорить?
— Не хочу.
Антонина насильно повернула к себе Юлькино мокрое лицо.
— Скажи, Юлька, я же тебе друг…
Юлька глубоко, прерывисто вздохнула. Потом почти спокойно сказала:
— Хорошо, скажу. Только ты ни о чем не спрашивай. — Как бы умываясь, провела рукой по лицу. — Сама-то не догадалась?
Глаза Антонины ясно глядели на Юльку.
— Ничего я не догадалась.
Юлька
— Как бы тебе сказать… — Бледные руки ее лежали поверх одеяла. — Понимаешь, что случилось… — Слезы безостановочно текли из ее глаз. — Я ведь ничего не знала…
Внезапно Антонина поняла. Поняла, удивилась, но не показала своего удивления.
Вот оно что!..
— Да, — сказала Юлька, поняв, что Антонина догадалась. — Две недели назад…
— Сама? — спросила Антонина.
Юлька не ответила.
— Температура есть?
— Кажется.
Блестящие глаза Юльки с тревогой следили за Антониной, но лицо Антонины было спокойным. Ни удивления, ни укора.
Быстро, деловито Антонина сказала:
— Вот что, Юлька, надо будет в больницу, и немедленно.
Юлька замахала обеими руками:
— Нет, нет, что ты! Это нельзя!
— Почему нельзя? — спросила Антонина.
— Нельзя. Все узнают, и отец, и мачеха, и вообще все.
— Ничего не узнают, — решительно произнесла Антонина. — Я скажу — приступ аппендицита у тебя. И никто ничего не узнает.
— Антонина, — в голосе Юльки снова зазвенели слезы, но Антонина уже встала, строго посмотрела на Юльку:
— Не дури, Юлька. С этим не шутят. У тебя может заражение крови начаться.
Юлька протянула к ней тонкую, исхудавшую руку, спросила покорно:
— Когда ехать?
— Сейчас поедем, — уже стоя в дверях, ответила Антонина. — Я с тобой поеду, я с тобой все время буду. Только ты не бойся, слышишь?
— Слышу, — тихо отозвалась Юлька.
6
Василий ничего не знал, может быть, делал вид, что ни о чем не догадывается.
Антонина говорила всем, кто спрашивал, — Юлькиному отцу, мачехе, подругам Юльки:
— Аппендицит, острый приступ…
Ей верили или, может, тоже притворялись, что верят. В больницу Антонина не звонила, боялась, что кто-нибудь подслушает разговор, узнает правду.
В понедельник, после приема, она собралась к Юльке в больницу. На улице ее дожидался Юлькин отец — лысый, краснолицый, с трясущимися руками застарелого алкоголика.
— Может, вместе поедем? — спросил он.
Антонина подумала.
— Нет, ни к чему, думаю, все у нее в порядке, а лишние посещения — лишние для нее волнения. Понятно?
Отец не ответил, молча повернулся, пошел к дому. Антонина проводила его глазами. А вдруг
«Нет, — сказала сама себе Антонина. — Ничего он не догадался. И никто не догадывается».
Василию она сказала:
— Поеду в больницу, узнаю, как прошла операция.
Голубые глаза Василия потемнели.
— До всего тебе дело…
— Да, до всего, — непривычно резко ответила Антонина. — С аппендицитом тоже, знаешь, шутить не приходится. — Но, посмотрев на расстроенное лицо Василия, сжалилась над ним: — А что, никак уже заскучал?
— Приезжай скорее, — вместо ответа сказал Василий.
«Поговорить с ним насчет Юльки? — подумала Антонина. — Сказать вот так вот, сразу, — давай возьмем ее к себе…
Нет, не стоит. Лучше в другой раз. Лучше тогда, когда Юлька вернется из больницы».
Она провела рукой по щеке Василия.
— Не скучай. Вернусь засветло…
Автобуса до города долго не было.
«Может, пойти пешком?» — подумала Антонина. Она уже было решила пойти, как вдруг увидела Дмитрия Дмитрича, направлявшегося к ней.
Еще не доходя до нее, старик снял шапку.
— Наконец-то свиделись, — сказал он.
Дмитрий Дмитрич, уже лет десять работавший сторожем, несмотря на суровую внешность, был, в сущности, сентиментален, временами даже слезлив.
Он истово поцеловал Антонину в щеку и потом долго вытирал рукавом разом покрасневшие глаза.
— Наконец-то! — повторил он. — Уж как я по тебе, дочка, соскучился. — Помолчал, любовно оглядывая ее. — Хочу завтра к тебе на прием. Как, примешь?
— Отчего же? — сказала Антонина. — Как здоровье, расскажите.
— С давлением помаленьку справляюсь, — начал старик и, откашлявшись, стал обстоятельно рассказывать о том, как он каждый вечер кладет на затылок горчичники и глотает этот самый диуретин, что твой горох…
Подошел автобус. Антонина влезла, но автобус не трогался, водитель раскрыл капот, посвистывая, перебирал резиновые кишочки.
Дмитрий Дмитрич все стоял у окна, поглядывая на Антонину сощуренными глазами.
— Теперь ты законный доктор, — сказал он.
Антонина улыбнулась.
— А ты не смейся, — строго заметил старик. — Нечему тут смеяться, потому высокая у тебя должность, может на всем свете самая высокая…
Пожевал губами, подумал о чем-то.
— Еще я тебе вот что скажу, дочка. Ты гляди, ежели тебе кто что говорить будет, не оглядывайся, проходи мимо…
— Почему проходить мимо? — все еще улыбаясь, спросила Антонина.
Но Дмитрий Дмитрич не ответил на ее улыбку.
— Народ нынче злой пошел, чего было и чего не было — все углядит, наружу вынесет, а ты уж сама тогда разберись, что к чему.