Сын маминой подруги
Шрифт:
— А то что? — с вызовом спросил мужчина.
— Хочешь проверить? — выгнал бровь, а потом уже более мягче девушке: — Привет, Стасюш! — легко коснулся ее губ. — Тут подождать?
— Я думаю, Анатолий Маркович уже уходит.
— Кто это был? — Максим дождался пока этот мужик исчезнет. Не хотелось Стасю оставлять с ним наедине.
— Мой бывший.
— Ауч, — растерялся от неожиданности ответа он. — А не староват?
— Всего на два года старше тебя. Я переоденусь. Позволишь?
— Да, конечно! Я подожду тебя в холе.
В ней что-то изменилось. Макс это ощущал почти физически.
В машине по дороге повисло какое-то напряжённое молчание. У обоих были вопросы, которые они не решались задавать, боясь, что правда окажется не такой, какой хотелось бы ее услышать. Да и вообще, нужно было ещё многое выяснить, потому что то, что сейчас существовало между ними надо было как-то охарактеризовать. Но это Макс решил отложить на потом.
Кира Андреевна всё не могла нарадоваться хозяйственности Настеньки. Овощи она резала так, как нужно, посуду тоже мыла именно так, как делала это сама хозяйка дома. А ведь она и не догадывалась, что всё это Золотарёва делала только потому, что узнала у мамы кое-какие секреты ее подруги. Но это ведь тоже можно было расценивать, как уважение к человеку.
А вот за чаем Киру прорвало. Она так и сыпалась комплиментами и даже заговорила о свадьбе.
— Мам, а не рановато ли? — попытался урезонить родительницу Максим.
— Ну, да! Просто если делать свадьбу, то только летом, — заявила Стася. — И знаете, я хочу, чтобы на этом мероприятии присутствовали только близкие люди: родители, тем более, нам посчастливилось с Максимом, что наши мамы и папы живы и здоровы.
— С его отцом мы не общаемся.
— Разве? Он мне другое говорил, — она наигранно насупила бровки, словно не понимала, что делится с мамой Макса совершенно запретной информацией.
Да, сейчас был тот самый момент, когда нужно было решаться. Зачем ей это было нужно, девушка и сама не знала. Но наверное, лучше было сделать это сейчас, чем потом, когда она совсем привяжется к Горскому. А ведь зная свой характер, она понимала, что это когда-нибудь случится. Она выберет момент и просто решит отомстить за то, что он ее обидел. Например, будет это, когда они проживут пять-десять лет вместе. Только потом это им будет труднее пережить.
— Максик, о чем она? Я не понимаю, — у Киры Андреевны даже руки затряслись.
— Мам я сейчас все объясню, — он соскочил с места и кинулся к шкафчикам, откуда достал баночку с таблетками. — А ты уходи, — прорычал, обращаясь к Золотаревой.
— Я не хотела, Макс, — всё ещё продолжала доказывать она ему и себе самой, что случайно выдала его секрет.
— Проваливай, я тебе сказал, — повысил он голос.
Ну, что ж, дело сделано. Можно было и уйти, только Стася не понимала, почему так гладко внутри. Но добавила:
— Это не хорошо иметь от мамы столько секретов, Горский. Прощай!
Ушла! Ушла, захлопнув за собой дверь, понимая, что на этом
Стася стояла во дворе чужого дома и смотрела на небо, когда на землю упали первые капли холодного осеннего дождя.
(11)
— Снова бухаешь? — Эль села напротив друга, с жалостью глядя на почти невменяемое тело. И так уже больше недели. Нет, первые два дня он просто изливал душу, а затем каждый вечер приходил в клуб и надирался, как последний алкаш. И девушка не знала, когда это пройдет, потому что за много-много лет знакомства ни разу не видела Макса таким.
И кто в этом во всем виноват? Естественно, если мужчина ведёт себя как последний придурок, нужно искать женщину. А в случае с Максом, их было целых две. Но вот только Стасю, несмотря на то, что вроде как из-за нее все началось, Эль не винила. Почему-то интуиция подсказывала, что судить поверхностно обо всем не стоит. А ещё не стоит на все смотреть только глазами Макса, какими бы близкими друзьями они не были.
— Бухаю! — ответил он, еле проговаривая буквы даже в этом коротком слове.
— Там такси уже приехало, — Эль отодвинула пустую бутылку виски в сторону.
— Иду! — Макс опрокинул в себя остатки жидкости чайного цвета. — Поедешь со мной?
— Поехали лучше ко мне тогда! Я только Прохора предупрежу.
Он никогда не глушил боль, обиду или злость алкоголем. Это было, наверное, последнее, что бы он стал делать. Но, видимо, это и была та ситуация, когда по-другому нельзя было. Во-первых, пришлось все объяснять маме, после чего ее увезли в больницу.
Причиной того, что он остаётся таким идеальным сыном было ее сердце, на которое уже делали две операции. Целых две, когда жизнь единственного близкого ему человека была на грани. А ведь он тогда был просто подростком, которого мучал пубертатный период с бунтарским нравом. И он не знал, что у мамы слабое сердце. А потом уже было поздно. Сначала удаляли аневризму аорты, с которой мама жила долгое время. А второй раз делали шунтирование из-за того, что сосуды были забиты бляшками. И вот, Кира Андреевна снова перенервничала. Правда, он узнавал, что у нее сейчас состояние стабильное и скоро её выпишут. Только разговаривать с ним она отказывалась. Вот так любимый сын в одночасье стал чужим. Эль уверяла, что она простит его, но Макс все равно чувствовал себя очень виноватым.
Во-вторых, Стася, на которую он был ужасно зол. Наверное, даже ненавидел, хоть и скучал. А хуже всего было то, что он понимал, что сам довел до этого ситуацию. Ведь рано или поздно вся правда всплыла бы, просто Стася подтолкнула его. Он должен был давно все рассказать маме. И от этого он бесился ещё сильнее. Кто захочет чувствовать себя виноватым?
А ещё бесило, что он оказался слабаком, который не умеет справляться с собственными проблемами без помощи алкоголя. И не хотел прощать ни себя, ни Стасю. Ведь так было намного легче. И сам удивлялся, когда это он искал лёгкое пути.