Сын скотьего Бога(CИ)

Жаринова Елена

Наплакавшись и насмеявшись, город в едином порыве устремился на Перынь — благодарить богов.

Впереди шагали словенские и русские дружинники, за ними — ополченцы с домочадцами. Бежали и лаяли собаки, всегда готовые разделить человеческую радость.

— Смотрите! — Клянча упреждающим жестом остановил спутников. На пригорке, запорошенном мокрым снегом, под сенью сосен, женщина на коленях стояла у распростертого тела. Ее светлые волосы падали лежащему на грудь. А поодаль, смирно, будто собаки, сидело несколько волков.

— Отец! — отчаянно

крикнул Боян. Он выпустил руку сестры и бросился бежать. Дружинники пошли за ним. Шелонь подняла голову им навстречу, и Боян с ревом бросился бабушке на грудь. Клянча нагнулся над телом, осторожно приподнял платок, вздрогнул и тут же опустил. Лицо мертвого было изуродовано с одной стороны, зато другая казалась безмятежно спокойной.

— Эх, Волх Словенич, — вздохнул воевода.

— Как он сюда попал? — недоуменно спросил Булыня. — Река-то в другую сторону течет.

— Смотрите, чистый какой, — подивился кто-то. — Ни кровинки. Матушка княгиня, ты его уж переодела что ли?

Шелонь покачала головой и обвела всех прояснившимися глазами.

— Таким и нашла тут, на берегу, — сказала она. — Его вытащили волки.

Дружинники уважительно и благодарно кивнули волкам. Клянча даже помахал им, как старым знакомым. Старый волк и волчата деликатно осклабились и незаметно, как тени, исчезли.

Волх лежал, свободно раскинув руки. На нем была белоснежная рубаха — индийский шелк, золотая нить. Крупные, тяжелые снежинки путались у него в волосах.

На третий день после этих событий по берегу озера Мойско через развязиху пробирались двое. Впереди шла женщина — невысокая, круглолицая, черноволосая. Шаг ее был ее по-мужски широк. Она так спешила, что ее спутник, долговязый и рыжий, едва за ней поспевал. Женщина волочила за собой меч — слишком тяжелый для ее руки.

— Сайми, дай я понесу! — в очередной раз взмолился рыжий. Женщина что-то буркнула и еще ускорила шаг.

— Странно, — через некоторое время сказал ей в спину мужчина.

— Что странно, Бельд? — не оглядываясь, спросила женщина.

— Ага! Хоть на что-то отозвалась! — обрадовался Бельд. — Странно, что разбойничьи ладьи до сих пор сюда не пришли. Неужели решили все-таки брать город?

— Мы бы услышали звуки битвы, — с сомнением сказала Сайми. — Или все уже кончилось?

Она наконец обернулась и посмотрела на своего спутника расширившимися от тревоги глазами. Бельд молча обнял ее за плечо. Чуть помедлив, Сайми высвободилась и с удвоенной решимостью зашагала по дороге.

Через полчаса Бельд снова попросил:

— Ну отдай мне меч! К чему такое упрямство?

Сайми сердито мотнула головой.

— Ты согласился пешком возвращаться со мной в город, именно потому что я пообещала не быть обузой в дороге. И я в состоянии сама нести свое добро.

— А-а… — тихо прорычал Бельд. За спиной у Сайми он трижды со всей силы ударил кулаком в ладонь. Немного успокоившись, он сказал:

— Не каждый мужчина бывает таким надежными спутниками, как ты, Сайми. Ты

не можешь быть обузой. А согласился я просто потому, что вернуться — это правильно. А уехать — нет.

— Я уже не знаю, что правильно, а что нет. Я дважды обещала Волху…

— Тихо! — быстро перебил ее Бельд и схватил за руку. Путники застыли как вкопанные, издалека послышались голоса — не то пение, не то плач.

— Перынь! — переглянувшись, прошептали оба. И уже не взирая на возможную опасность, оба бросились наперегонки, напролом, через кустарник — туда, где на просвете между соснами берег поднимался над истоком реки. А плач становился все громче, все слышнее — как будто плакал целый город на одном дыхании.

Так оно и оказалось. У святилища собралась огромная толпа. Здесь были мужчины и женщины, вои и дружинники, словене, русы и чудь. Горели костры, жарилось мясо на вертелах, лился в кубки мед. По многим лицам было видно, что мед здесь пили не первый день. Кое-где тихо бренчали гусли. И несся над толпой гул — это плач и тихая речь причитаний сливались воедино.

Сайми и Бельд недоуменно переглянулись. Они спешили вернуться, чтобы разделить с близкими людьми смерть, а попали не то на пир, не то на тризну.

Увидев княгиню, многие тянулись к ней и дарили не то сочувственные, не то благодарные взгляды. Толпа расступалась, пропуская ее и Бельда вперед.

— Давай я схожу и узнаю, в чем дело, — предложил сакс.

Но Сайми решительно отстранила его легким шагом спустилась к берегу. Там росла старая ива. Ее причудливые корни образовали в воде целый город. Сайми спряталась за необъятным стволом и прижалась лбом к коре. Отсюда ей все было видно.

Чуть в стороне вокруг ковра с яствами сидела словенская дружина и кое-кто из знатных русов. К пиршеству они еще не притронулись. Позади была сооружена крада — самая высокая из всех, какие довелось видеть Сайми. Мертвый был собран в дорогу богато. Поленница утопала в дарах — караваях хлеба, кувшинах с медом, битой птице, дорогой посуде и оружии. На плечах у мертвого был роскошный меховой плащ, а в руках — меч. В ногах у него лежала золотистая лошадиная туша.

Рядом с крадой сидели две простоволосые женщины — Шелонь и Туйя.

Сайми совсем не хотела понимать, что происходит. Но догадка была неотвратимой и грубой, как камень, пущенный в лоб. Его конь… его меч… его мать… его дочь… И тихий плач, заунывный, как звон комариного облака летним днем…

Выскочив из своего убежища, Сайми опрометью бросилась к краде. Она упала на колени перед свекровью, с отчаянным лицом схватила ее за рубаху и начала трясти.

— Вы что это затеяли! Даже не думайте, вы, обе! Только я одна могу, у меня есть право… А эта!.. — она с такой ненавистью дернулась в сторону Туйи, что девушка съёжилась. — Она украла моего сына, гадина, тварь… — Сайми перевела дух, подбирая бранные слова и вдруг споткнулась о строгий взгляд Шелони. Отпустив ее рубаху, она поникла и жалобно попросила: — Я хочу уйти с ним. Пожалуйста!