Сын убийцы миров
Шрифт:
– Что выпытали? – поинтересовалась я, отводя его за угол хатки, туда, где свежий ветерок с моря поддувал особенно задиристо и игриво.
– А, ничего особенного! – махнул рукой Олег. – Говорит, будто влюбился в княгиню – в тебя то есть. Что обожает без памяти, готов был всех поубивать только бы ты ему досталась… Врет, по-моему…
– Про Серафима ничего не говорил?
– Да Матвей его про Серафима пока и не спрашивал… А что этот Серафим?
– Ну как же! Он ведь тоже участвовал! Получается, что и он влюблен в меня так же страстно, если готов вас всех поубивать?
– Хм… – невесело усмехнулся Олег. – Глупо получается. Что-то не проходит борискина версия покушения… Любовь-любовью, а чего ради Серафиму-то ввязываться в эту авантюру? Тоже мне, помощник влюбленного юноши нашелся. Фигаро там, Фигаро тут…
– Вот и я о том же. Понимаешь, к чему клоню?
– То есть… Ты намекаешь, что главная фигура в покушении – вовсе не Бориска с его страстями, а неприметный Серафим Смоляный?
Я ни на что такое не намекала, но на всякий случай сказала:
– Угу.
– И еще странный визит Бориса в эту глухомань… Насколько я понял, Лексеич не слишком большой любитель путешествий. Это ведь не наш Гаврила-топотун… Так, так!… Ай, какая ты молодец, Елена! Просекла самую суть!
Я скромно промолчала, теряясь в догадках относительно просеченной сути.
– Ну конечно! – Олег, в полном восхищении от моей прозорливости, хлопнул себя по бокам. – Как, однако, все ловко складывается: с одной стороны – странное желание Смоляного укокошить нас всех, несмотря на то что мы ему ничего, вроде, не сделали, с другой – указание Аркадия Викторовича на эту бухточку, как на хранилище запасного компьютерного блока… Разумеется! Все дело именно в компьютере! Этот Смоляный нашел компьютер до нас! А услышав рассказ Бориски, решил ни в коем случае не допустить князей-разрушителей до своей святыни! Как просто объясняется это покушение…
– Ты еще послушай Степаниду, жену этого Серафима, – подсказала я. – Она ведь следила за муженьком. И видела место в бухте, куда он спускался, когда направлялся к своей, как ты говоришь, святыне.
– Обязательно послушаю! – воодушевился Олег. – А пока надо сказать Матвею – пусть прекращает свой садизм. Хватит тешить низменные инстинкты!
Утро следующего дня началось с погребального костра, на который возложили тело бывшего лыцара Семена Бренькова.
Пламя полыхнуло по сухим сосновым ветвям горячо и яростно. Загудело, затрещало, охватывая покойника. Я отвернулась.
Потом, после окончания печальной церемонии, Степанида послушно забралась на гребешок крыши избушки и показала сначала Олегу, а после него Матвею место, где ее исчезнувший супруг спускался в глубины Окиян-Моря. Оставалось только попробовать пройти тем же путем – если только олегова логика верна.
Я заглянула в избушку к Бориске, продолжавшему прикидываться неудачливым ухажером. Он лежал все на той же лавке. Кровь его замыли, но перевернуться на спину он не мог и его голый исполосованный торс выглядел удручающе. А поднятый на меня взгляд был мутен
В порыве жалости я попросила наших лыцаров:
– Гаврила, Аркадий Викторович, вы возьмите, пожалуйста, лавку с Бориской, вынесите ее на песок пустохляби. Пусть его скафандром накроет – может быть раны скорее заживут?
Гаврила глянул на меня неодобрительно:
– Для друзей-то это средство верное, княгиня. Гривенная защита раненному лыцару завсегда помогала. Но ворогов зачем лечить? Этот пес смердящий нашего Семена стрелой проткнул, а мы его спасть будем?
– Суров ты Гаврила не в меру, – неожиданно поддержал меня Клементий. – Божеские заповеди забываешь. А сказано ведь: возлюби врага своего! Княгиня воистину по-христиански поступает, человеколюбиво! Правда ведь, князь?
– Если ему это поможет подлечиться, – пожал плечами Олег, – почему б и не отнести Бориску за границу потайки…
Таким образом вопрос был решен в пользу лечебных мероприятий, и лавка выставлена на песок. Скафандр привычно покрыл тело Бориски ртутно-черной пленкой. Это произошло может быть и не совсем безболезненно. Искалеченный лыцар дернулся поначалу, но потом затих, обмяк. Только спир все продолжал свое деловитое перемещение по вытянувшей человеческой фигуре.
– А долго в таких случаях лежать нужно? – спросила я, обращаясь ко всем сразу.
Ответил Матвей. Он глянул на меня исподлобья, явно не одобряя слишком больших размеров княжеского милосердия.
– Не заботьтесь о нем, княгиня. Оклемается – сам встанет.
– Вы все-таки приглядите за лыцаром Борисом, – наказала я Степаниде. – Как встанет да вернется в потайку – покормите, отдохнуть уложите…
– Сделаем, княгиня, все сделаем! – низко кланяясь заверила Степанида. – Не извольте беспокоиться, будет так, как угодно вашей милости!…
Четверо остальных обитателей потайки в разговоре не участвовали. Довольствовались тем что молча стояли на коленях в отдалении и время от времени били земные поклоны.
– Ну-ну… – неопределенно сказала я.
Не прощаясь, повернулась к тропинке, ведущей вниз, к морю. Пошла к ней, и скафандр закрыл меня, отгораживая от окружающего мира.
Как славно все-таки находиться в нем. Так бы и жила в скафандре! И знать бы не знала про пятна потаек, кровавые страсти и отвратительные события, разыгрывающиеся на них!… «Ха! Опять хочешь спрятаться от окружающей действительности? Не лицом в ладони, так всем телом – в скафандр?» – хихикнул внутренний голос. И возразить ему мне было нечего…
Почему-то получилось так, что именно я возглавила наше шествие навстречу морскому будущему. Остальные шли по тропке, гуськом за моей спиной.
– А ведь беглый Серафим, видать, как раз там и сховался, куда мы направляемся, – предположил Клементий. – Как бы новой каверзы по пути не учинил!
– Настороже надо быть, – веско заметил Матвей.
– Да что он нам сделает, пока мы в гривенной защите? – возразил Гаврила. – Ее ж так просто не возьмешь!
– Это верно! – согласился Клементий. – Гривна – она как мать родная, всегда защитит!