Сыновья
Шрифт:
— Да, полрожка осталось.
— Патрончик-то оставь один, лучше всего в отдельный магазин вставь. А я для себя эту штучку оставил. — Он показал на лежавшую рядом гранату. — В себя из пулемета трудно стрелять.
Коблик поймал себя на мысли, что ведут они разговор о своей смерти как об обычном деле.
«А как же иначе, — подумал Николай, — не живыми же им сдаваться». Мысли сразу же вернули его домой. «Мама… бедная. Как она перенесет, когда узнает? А как же она узнает? Ведь мы же все погибнем.
Коблику стало нехорошо на душе от этой мысли. Нет, ему не было страшно погибнуть. Иного пути он и не видел. Но мысль о том, что вдруг кто-то даже на мгновение посмеет подумать о том, что он, советский солдат, предпочел плен смерти, напугала его. «О чем это я? — одернул себя Коблик. — Кто поверит тому, что я струсил?! Что, разве не знают меня мама и Сергей? Света? Нет, я могу умереть, не беспокоясь за свое имя. Главное сейчас — это заставить душманов заплатить за наши жизни как можно большую цену».
А Шувалов, подсчитывая боеприпасы, искал выход. «Если продержимся до темноты, то рискнем пойти на прорыв. Только в какую сторону? Попытаться уйти обратно в горы? Но что там делать без боеприпасов и воды? Нет, лучше пойдем вперед. Наши наверняка где-то недалеко, ишут нас.
Старший сержант поглядел туда, где засели душманы. Повернулся к Банявичусу:
— Альгирдас, как ты?
— Порядок, Юра. Только патронов осталось меньше магазина.
— Гранат?
— Три.
— И у меня четыре.
— Ты посмотри тут, а я ребят наведаю.
— Хорошо. Будь осторожен, они следят за нами, на таком расстоянии подсечь тебя — раз плюнуть.
— Не волнуйся, не попадут.
Шувалову ползти было трудно. Раненое бедро отзывалось острой болью. Сжав зубы, он полз вперед. Коблик был на месте, а Леонов передвинулся метров на десять правее, где уже успел соорудить небольшую насыпь. Шувалов спросил у Коблика:
— Ну как, не страшно?
— Нет, патронов только мало.
— А ты экономь. Бей только одиночными и наверняка. — Шувалов поморщился и потер бедро. — Кто у тебя дома?
— Мама, брат Сергей, — почему-то смутившись, ответил Коблик.
— А у меня кроме родителей две младшие сестренки. — И вдруг, словно спохватившись, сказал: — О смерти не думай. Скоро стемнеет, пойдем на прорыв. Так что держись, мужик!
— Держусь. Как ребята?
— Банявичус молодец, а как остальные, сейчас выясню. Пока. — И он пополз дальше.
Леонов чуть подвинулся, давая возможность Шувалову укрыться за бугорком, потом сказал:
— Ты бы поменьше лазил, а то достанут.
— Как бы не так. Ползать мы научились. Ну, как у тебя?
— Порядок. Патронов — один магазин, но еще есть шесть гранат да кулаки.
— Ясно. Держи
— Спасибо.
— Не за что. В батальоне рассчитаешься.
— А ты думаешь, что мы сможем вырваться?
— А ты? Не прощайся раньше времени с жизнью, Антон. Постарайся сберечь патроны, нам с тобой придется прикрывать ребят. Мы же — старики.
— Ага. Это понятно. Смотри, какую я позицию выбрал. Они сунутся сейчас чуть левее, чтобы прямо на пулемет не лезть, ну а я их подпущу поближе.
— Ну-ну, — чуть улыбнулся Шувалов. Говорить что-то подбадривающее Леонову старішій сержант не стал. Антон — опытный солдат и сам не хуже командира понимал обстановку. Шувалов пополз дальше. Приблизился к Попову, тот в этот момент выстрелил из снайперской винтовки и удовлетворительно произнес:
— Четырнадцать.
— Ты что, в очко играешь? — запыхавшись спросил Шувалов.
— Какое там очко! Здесь и двадцать пять не будет перебором.
— И я уже девять имею, — послышался голос Кольцова.
— Мог бы больше, да ленишься, — подтрунивая над другом, сказал Попов.
— Да, с тобой потягаешься, — ответил Кольцов. — Щелкаешь, как орешки.
— А как же иначе? В конце концов, я снайпер или не снайпер?
— Снайпер, снайпер, — успокоил его Кольцов, — Да и патроны тратишь экономно. Молоток!
— Мужики, — обратился к ним Шувалов, — вы слышите меня, когда я кричу?
— Конечно, — пошутил Кольцов, — когда ты голос подаешь, то даже духи замирают на месте.
< image l:href="#"/>— Ладно тебе, — махнул рукой Шувалов. — Когда стемнеет, будем пробиваться вперед.
— А как с погибшими?
— Возьмем с собой, а как же иначе!
— Правильно, командир, — поддержал Шувалова Попов. — Если уходить, то всем вместе.
— Ну ладно, держитесь, братцы, я пошел дальше.
Когда Шувалов подполз к следующей позиции, то сердце у него похолодело. Турлаков делал перевязку Бадаеву. Шувалов сразу же понял: ранение серьезное. Не обращая внимания на боль в бедре, он поспешил к ним.
— Что, в живот?
Ответил сам Бадаев:
— Да, командир, кажется, я отвоевался.
Турлаков уже успел закрыть повязкой рану, но кровь быстро окрашивала бинт в алый цвет. Шувалов дотянулся до автомата Бадаева и вытащил из металлического приклада перевязочный пакет, протянул его Турлакову.
— Наложи еще одну повязку.
Но Бадаев протестующе слабо пошевелил рукой.
— Не надо, Юра. Это последний пакет. Кто знает, что еще может случиться.
По щекам Турлакова бежали слезы, и, чтобы их не видел Бадаев, он все время отворачивал голову в сторону. Они устроили Бадаева за бруствером и быстро подготовили для Турлакова новую позицию.