Сыновья
Шрифт:
Сопровождавший Леонова мужчина напряженно, смотрел на красивую деревянную дверь в противоположной стене. Оттуда, очевидно, и. должен был появиться тот, из-за которого привели сюда пленника.
Антон перевел взгляд на окно. Красивые прозрачные занавеси. Сквозь них видны хорошо ухоженные газоны и цветники. Привыкшие к полумраку глаза жадно смотрели на зелень.
В этот момент открылась дверь, и в зал вошел… Роберт. Его сопровождали уже знакомая Антону Людмила Торн и еще трое каких-то мужчин с фотоаппаратами. Тут же из двери, которая находилась сзади Леонова, тенью вынырнул слуга. Он поставил на
Роберт, весело улыбаясь, широко распростер руки и шел через весь зал к Леонову. Рядом с американцем семенил переводчик.
— О, Антон! Я рад вас снова видеть, — словно старому другу, говорил он, выражая желание обнять Леонова.
Антон увернулся от его рук. Американец, делая вид, что не замечает настороженности парня, насильно обнял его за плечи, явно позируя снимавшим эту сцену людям. Затем он подвел Леонова к столику с едой.
— Садись, подкрепись, друг.
У Антона от запаха еды потемнело в глазах, закружилась голова. Он понял замысел американца: сделать фотографию русского солдата в прекрасной обстановке, за едой. Антон отвернулся и со злостью сказал:
— Нас кормят здесь и содержат как собак. А вы, господин хороший, хотите изобразить это иначе. Не выйдет! Я требую, чтобы меня и моего товарища передали представителям моей Родины! — Голос у Антона вдруг сорвался. Он гневно глянул в глаза американцу — Не надо пытаться сделать из меня изменника Родины! У вас ничего не получится!
Роберт выслушал переводчика, повернулся к одному из сопровождавших его мужчин и щелкнул пальцами. Тот подошел к американцу и передал ему какой-то журнал. Роберт открыл его на нужной странице.
— Посмотрите, товарищ младший сержант Леонов!
Антон увидел несколько фотографий в журнале. Советские солдаты в кишлаке, на фоне дувалов стреляют в мирных людей. На земле лежат убитые женщины, мужчины, дети… И вдруг словно током ударило парня. Он увидел себя. Антон стоял у какой-то стены. Недалеко лежали убитые. Рядом с этой фотографией была другая. На ней его военный билет. Четко видны его фотография, фамилия…
— Да что же это такое?! Кто вам дал право фальсифицировать фото? — Он яростно шагнул к Роберту.
Американец испуганно отпрянул.
— Спокойно, молодой человек. Я хочу, чтобы вы сами поняли, что обратного пути у вас нет. После публикации этих фотоматериалов все будут уверены в том, что вы добровольно перешли на нашу сторону. А это значит, что вам остается смириться с судьбой и мыслить реалистически. Поймите, вы ничего не теряете. Вы уже взрослый человек и отбросьте все сентиментальности, думая о своих родственниках. Так устроена жизнь, а вам улыбается счастливая звезда: приобрести свободу, иметь все необходимое под рукой, ездить куда захочется. Кстати, немало советских солдат, которые ранее оказались в вашем положении, последовали именно нашему совету и сейчас не жалеют об этом.
— Это ложь! — сам того не замечая, кричал Леонов. — Никто из советских людей не пойдет на поводу у вас. Знайте, что среди советских солдат вы не найдете предателя. Ваши фотоштучки — грязная ложь и провокация! Никто им не поверит.
— Я сейчас не буду
Леонов вошел в камеру и, не скрывая слез, рассказал Алексею обо всем.
Николаев нервно ходил из угла в угол, затем сел рядом с Антоном и дотронулся до его плеча.
— Я уверен, что никто не поверит этой фотостряпне. Наши знают, на что они способны. — Николаев неожиданно улыбнулся. — Ты так расстроился, что даже не заметил, что сегодня дежурит «наш» охранник, а у дувала за время твоего отсутствия стали два грузовика.
— Ну да? — вскочил на ноги Леонов.
Он подбежал к окошку и радостно потер руки.
— Ну, Леша, или сегодня, или никогда! Доставай проволоку, сделаем крючок!
— Не торопись, Антон, займемся этим, когда стемнеет, да и жрать еще принесут.
Их план, на первый взгляд, казался неосуществимым, но это был единственный шанс вырваться отсюда. О том, что их ждет, если побег закончится неудачей, ребята не думали. Если побег не осуществится, то жить дальше не имеет смысла. Они были готовы ко всему ради борьбы за свою свободу.
Вскоре принесли еду: каждому по небольшой лепешке и чай без сахара. Кормили их два раза в день. Утром, как правило, какой-то бурдой, называемой супом, и вареной, дурно пахнущей фасолью. Ребята же, одержимые мыслью о побеге, не обращали внимания ни на вид еды, ни на запах, ни на грязную посуду. Ели все, лишь бы поддержать силы. Вот и сейчас они не спеша съели и выпили все, что им принесли. Дождались, когда уберут посуду, достали проволоку, осторожно примерили ее и изготовили крючок, которым через маленькое оконце можно будет дотянуться до задвижки, закрывающей дверь. Они хорошо изучили повадки сегодняшнего охранника. До наступления темноты он сидит у дверей, а затем выходит на небольшое каменное крыльцо, садится на ступени. Иногда, чтобы скоротать время, тихо напевает какой-то мотив.
В этот вечер время тянулось мучительно долго. Охранник, казалось, вел себя сегодня не как обычно: на крыльцо не выходил, устроился на самодельном табурете у самой двери, камеры и часто заглядывал туда через маленькое окошко. Николаев, чтобы еще раз осмотреться, попросился в туалет. Но охранник отрицательно покачал головой.
— Что это с ним? — тихо спросил Леонов. — Почему-то ведет себя настороженно. На дворе уже стемнело. Обычно в это время он уже на крыльце торчит. Чувствует, наверное… — Леонов лег на пол. — Ложись и ты, пусть думает, что мы уже спим.
Алексей лег. В коридоре послышались громкие голоса. Пришли несколько человек, они о чем-то говорили с охранником и даже заглянули через окошко в камеру.
— Ишь ты, — шепнул Николаев, — даже пост проверяют. Но пронюхать же о наших намерениях они не могли.
Полные тревожного ожидания, они пролежали еще около часа. Движение во дворе постепенно замолкало.
— Уже поздно, а он сидит как истукан у дверей! — зло прошептал Леонов, но больше сказать не успел.
Во дворе послышались голоса, топот ног. Парни подошли к окошку и увидели, что там скопилось не менее сотни людей. По чьей-то громкой команде отворились огромные ворота. Люди построились в шеренгу по два.