Сыны Дуба
Шрифт:
Они выглядывали из задней части корабля, наблюдая, как солнце опускается к морю расплавленным розовым шаром, а облака над головой выглядели как синий пепел, падающий с неба.
Они не разговаривали целый час, и наконец Валя обняла Фаллиона за плечи и просто обняла его, удерживая на долгие минуты.
Не поддавайся этому, — умоляла она. Не сдавайся. Именно этого хочет от тебя моя мать.
Что? – спросил Фаллион.
Она сказала мне ничего тебе не давать, —
В тюрьме Фаллион чувствовал отчаяние, волна за волной. Но он всегда сохранял слабую надежду, что его освободят.
Однако внезапно здесь, на корабле, при ярком дневном свете, отчаяние как будто усилилось, и он не смог от него избавиться.
Его мысли вернулись к пророчеству Асгарота. Что он сказал? Все ваши самые благородные надежды станут топливом для разжигания отчаяния среди человечества.
Как будто Асгарот хотел, чтобы Фаллион стал одним из них.
Но зачем отчаиваться? он задавался вопросом. Питаются ли локусы отчаянием?
Фаллион вспомнил кое-что, что однажды сказал ему Боренсон. Целью каждой войны было посеять отчаяние. Мы ведем войны не из любви к битве, — сказал он. Мы боремся, чтобы вызвать отчаяние, заставить сдаться, чтобы мы могли осуществить свою волю.
Далее он объяснил, что большинство конфликтов редко доходят до того момента, когда одна сторона берет в руки оружие. Затраты на сбор войск, их питание, отправку в чужие земли или, что еще хуже, на защиту собственных границ и земель, были слишком непомерно высокими.
И поэтому были изобретены другие средства. Сначала имела место дипломатия. Жалобы были поданы, петиции поданы.
Если проблемы не будут устранены, то заявитель может вести экономическую войну, совершать набеги на поезда с припасами, входящие и выходящие из страны, захватывая торговые суда или убеждая другие страны приостановить торговлю.
Лишь в крайнем случае, после многих предупреждений, было осуществлено вторжение.
Фаллион сидел на солнечном свете, его разум притупился от оскорблений, и он понял, что по непонятным ему причинам Шадоат ведет против него войну.
Одно это, казалось, вызвало у него ярость.
Я не сдамся, — сказал он себе. Она сдастся мне.
Что мне придется сделать, чтобы привести твою мать в отчаяние? – задумался Фаллион.
Валя засмеялась. Просто продолжать делать то, что делаешь?
Что это такое?
Улыбаюсь.
Фэллион вдруг понял, что он улыбается. Не счастливая улыбка, а жестокая улыбка, та улыбка, которую Боренсон носил с собой, отправляясь в бой.
Он нашел причину жить: месть.
42
ПОРТ ГАРИОНА
Дом — это то место, где вы чувствуете себя
– высказывание Рофавана
Прохладным весенним вечером Левиафан подплыл к порту Гариона, почти за четыре месяца до того дня, как он покинул Суды Прилива. Ночь была прохладной, украшенной прозрачными облаками, затенявшими луну, а резкий ветер щелкал парусами и хлестал воду по барашкам.
Фаллион был ошеломлен, впервые увидев каменные деревья. Корабль приблизился к Ландесфаллену три дня назад, но, двигаясь на север, оставался далеко в море, и поэтому, хотя он и видел издалека серые деревья, возвышающиеся, как угрожающие скалы, он не мог рассмотреть их вблизи.
Они густо росли у подножия двух утесов из твердого песчаника: Края Земли, и когда корабль приближался к порту, Фаллион с удивлением взглянул вверх.
Каменный лес получил удачное название. Их массивные корни простирались от серых стволов к морю, цепляясь за песок и камни под ними. Корни были достаточно большими, чтобы в изгибе между ними мог удобно расположиться коттедж приличных размеров. Затем они соединились с массивным стволом, который поднялся из воды и взмыл в воздух примерно на двести футов.
В мире есть деревья и повыше, — сказал Боренсон детям почти тем же тоном, которым обычно читал лекции Ваггит, — но нет таких впечатляюще широких.
Он объяснил, что корни деревьев впитывают морскую воду, которая богата минералами. В конце концов, минералы засорили водные пути внутри ствола дерева, и с годами сердцевина дерева окаменела, хотя оно продолжало расти. Затем голодающее дерево расширилось у основания, пытаясь доставить питательные вещества к верхним ветвям. Дерево могло даже пустить новые стержневые корни, когда старые забились, становясь, таким образом, все шире и сильнее, а его сердце превращалось в камень.
В результате получилось дерево, которое вышло за рамки седого. Каждая каменная древесина была измучена, словно что-то из страшного детского сна о деревьях, великолепных, с искривленными, словно в пытке, ветвями, покрытыми серо-зелеными бородами лишайника, свисавшими в изодранной славе.
В заливе вода была спокойна. Рыба кишела у подножия огромных деревьев, прыгая в темноте, и Фаллион увидел в атласной воде несколько молодых морских змей, возможно, всего восьми футов длиной, плавников на поверхности, которые, казалось, были склонны бесконечно гоняться за своими хвостами.
Высоко вверху, в ветвях деревьев, виднелись огни лесного города.
— Мы будем там жить? – спросила Тэлон своего отца, в ее голосе чувствовался страх.
Нет, — сказал Боренсон. Мы отправляемся вглубь страны, в пустыню.
Вдалеке, недалеко от города, Фаллион увидел пару грааков, летящих по опушке леса, огромных белых, достаточно больших, чтобы уместить даже человека, морских грааков, которые были настолько редки, что их почти никогда не видели на его родине. Их уродливые головы, полные зубов, резко контрастировали с красотой гладких тел и кожистых крыльев.