Сыщица по амурным делам
Шрифт:
– Вчера ты уже знала, что я купил свои тридцать процентов у Багловского, сегодня ты уже в курсе, что через «Неву-металл» идет наркота, причем – какая именно. Откуда? Ты, кстати, сама можешь героин от кокаина отличить? А если это «царская смесь»? По-моему, ты наркотиками никогда не баловалась и их поставками не занималась. Или тебя в твоем медучилище научили в них разбираться? Или в Афгане?
– Что такое «царская смесь»? – спросила я.
– Не знаешь? Даже не слышала?
– Нет, – честно призналась я.
– Смесь героина и кокаина в равных долях, – пояснил Афганец. – Высыпается в рот.
Лешка поставил локти на стол и посмотрел на меня сурово. На этот раз его взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Все тайное когда-то становится явным, – ответила я.
– Откуда?! – повторил Лешка вопрос, в своей манере грохнув кулаком по столу так, что все рюмки, тарелки и бутылки, стоявшие на нем, подпрыгнули.
Ответить «от верблюда» значило вызвать еще больший Лешкин гнев, а слишком сильно злить его не хотелось, поэтому я сказала, что от Тарасова. По идее, это соответствовало действительности: у меня не было оснований считать, что полученное мною письмо писал не он.
На повышенных тонах и периодически используя кулак (слава богу, чтобы грохнуть им по столу, а не по моей физиономии), Лешка заявил, что провел большую работу, задействовав немалые ресурсы и средства, чтобы выяснить, в каких отношениях я состояла с покойным Тарасовым.
– А зачем было тратиться? – удивилась я. – Если бы спросил прямо у меня – я бы тебе и так ответила. Или ты ревнуешь?
– Да, ты, конечно, ответила бы! – Посуда опять подпрыгнула. Когда он наконец кулак отобьет? Или, может, что-то разобьется, и он порежется? – От тебя дождешься! Ты такое ответишь!
Внезапно Лешка резко заткнулся, ненадолго задумался и спросил нормальным тоном:
– Откуда и куда идет героин?
– Не знаю, – честно ответила я.
– Но если его засыпают в гвозди, отправляемые в Голландию?!
– Значит, в Голландию, – пожала плечами я. – И я не понимаю, что ты меня об этом спрашиваешь. Будто сам не знаешь.
– Не знаю, – сказал Лешка спокойным тоном.
Теперь уже я посмотрела на него с большим удивлением.
– То есть как? – спросила я. – Разве он не твой?
– Не мой! – завопил Лешка. – Я случайно узнал, что его вообще гонят через «Неву-металл»! Я…
Лешка заткнулся, возможно решив, что сказал лишнее.
Я судорожно пыталась соображать.
– То есть он не твой? И не Тарасова? – наконец родила я.
– Как не Тарасова? А чей же еще? – спросил Лешка.
Стоило ему задать свой вопрос, как мы вылупились друг на друга большими круглыми глазами.
– Он не тарасовский? – снова уточнил Лешка.
Я покачала головой, сообщив, что Тарасов был уверен, что героин гонит Лешка. Я все пыталась хоть что-то понять. Кто же, если не эти двое?
Внезапно у меня в мозгу что-то щелкнуло: я вспомнила химиков, с которыми Тарасов вел переговоры. Они имели доступ на завод? Наверное, да. Могли там уже подкупить людей, а у себя на предприятии организовать перегонку опия в героин – мы же не знаем, какой именно товар поступает в Питер, но даже я в курсе, что героин – самый дорогостоящий в мире наркотик и поставлять его гораздо выгоднее, чем опий, а перерабатывать у нас в стране гораздо
Лешка заметил на моем лице напряженную работу мысли, сообщил, что если брать цены на наркоту у нас в городе, то цена на героин в десять-пятнадцать раз выше, чем на опий, и подтвердил правильность моих рассуждений: лабораторию по перегонке последнего в первый следовало бы организовать в Питере, задействовав безработных химиков. Он лично поступил бы именно таким образом. Я тут же вспомнила про известные мне проблемы с покрытием гвоздей, с которыми столкнулся завод, акционерами которого мы оба являемся, – и, соответственно, про некое химическое предприятие, дышавшее на ладан и жаждавшее получить от Тарасова большой заказ на химикаты. Но чего они хотели на самом деле? И не предлагали ли они Тарасову сотрудничество по вполне определенному направлению? Они дают товар (откуда его берут – другой вопрос), он его переправляет за границу. Тарасов отказал. Его убили.
Лешка о сложностях с покрытием кое-что слышал, но не в деталях – этим проблемам лично он внимания не уделял. На заводе в последнее время было и так много его людей: вся служба безопасности во главе с Серегой Стандецким, ее начальником. Им и было велено все разнюхать о путях поступления героина на завод, а также о местах назначения. У самого Алексея Петровича хватало и других проблем, так как приходилось управлять огромной империей.
Еще покойный господин Недорезов (он же – Седой), от которого Афганец унаследовал империю, желал в свое время контролировать весь городской рынок металла, и часть рынка давно входила в состав его империи. Правда, тарасовский завод долго оставался неохваченным, хотя в службе безопасности «Невы-металл» имелись «консультанты» от Седого. Но одних «консультаций» Седому было мало. Через подставных лиц Тарасову предлагали продать часть акций, но всегда на всех парах прилетала Алла Сергеевна и учиняла что-нибудь из своих фирменных штучек.
Мне стало смешно. Седой с Афганцем не смогли справиться с бабами! «Зато какие бабы», – подумала я, имея в виду Аллу Сергеевну и свою скромную персону.
– Нестандартный подход всегда срабатывает лучше, – заметила я вслух.
– Ага, – кивнул Афганец. – Твой и Аллы Сергеевны. То-то я смотрю: вы спелись.
Но покойный Недорезов, после того как ему донесли о подвигах жены Тарасова, в самом деле решил временно отказаться от проекта. Окончательно он никогда ни от чего не отказывался, но в то время было много других важных вопросов, империя регулярно присоединяла к себе все новые и новые предприятия, поэтому и Седой, и Афганец решили: не исключено, что по прошествии какого-то периода все наладится само самой – как и много раз бывало в прошлом. Мало ли как карта ляжет.
И она легла весьма удачно.
К господам обратился Вениамин Борисович Багловский, знавший об их интересе и, несомненно, бывший в курсе относительно величины империи и ее интереса к металлу.
Мне уже было известно, что Багловский – большой перестраховщик. В тот раз он тоже руководствовался элементарным страхом, правда, все акции продавать не пожелал, на всякий случай оставив себе десять процентов и попросив не лишать его должности коммерческого директора, пока он сам не пожелает с нее уйти.