Сыщица по амурным делам

Жукова-Гладкова Мария

– Вперед! – приказала я, подумав, что Максимов своими вежливыми разговорами, скорее всего, тянул время, и кивнула на окно, снова вставила кляп Максимову в рот, схватила мужика за шкирку, одновременно поддав ему ногой в бок.

Он опять взвыл (на этот раз – сквозь кляп), но поднялся и на дрожащих ногах тронулся к окну.

Глава 16

Ночь с 21 на 22 марта,

с воскресенья на понедельник

Верка быстро повернула два шпингалета на окне, заметила, что сверху есть еще и щеколда, Рома ее тоже увидел, мгновенно подтащил стул, Верка на него вскочила, аки пулечка, произвела необходимые действия,

со стула спрыгнула, Рома откинул его в сторону, случайно попал по нотариусу, взвывшему сквозь кляп, но мы не обратили внимания – не до него было. Я все время держала на прицеле Максимова. Хотя руки у него и были связаны, я не знала, какой гадости от него можно ожидать: по виду мужик был очень крепкий, мог даже раздавить нас всех своей тушей. Я заочно посочувствовала девочкам, которым приходилось это тело на себе выдерживать.

Подружка тихонечко раскрыла окно и выглянула в ночь, держа в руке пистолет.

– Вроде никого, – прошептала она, повернувшись ко мне.

– Рома, кинжалы не забыл? – уточнила я.

– Все со мной, – ответил Рома и для наглядности продемонстрировал одно острое лезвие Максимову. Владислав Юрьевич отшатнулся, выразив ужас глазами, и наступил мне на ногу всей массой своего огромного тела. Я взвыла, пнула Владислава Юрьевича под зад коленом и зашипела, рекомендуя ему смотреть, куда шагает, и быстро вылезать из окна.

Правда, как вытолкнуть эту тушу, я не очень представляла, в особенности если она не намерена лезть добровольно. Ну, если только кинжалом подбодрить…

Но общими усилиями мы с Веркой и Ромой смогли подсадить Владислава Юрьевича и, не церемонясь, выкинули его за окно. Хотя этаж и был первый, но хозяин загородного особняка не желал видеть под своими окнами сугробы, поэтому ему пришлось грохнуться на твердый грунт, на котором летом, по идее, растет зеленая травка. Но сейчас его падение ничто не смягчило. Рухнул он как куль с мукой, чтобы не сказать хуже, крякнул сквозь кляп и застыл на земле. Нам некогда было думать, сломал он себе шею или нет: самим требовалось резво вылететь из каминного зала, пока охрана, живущая в доме, не очухалась и не стала принимать кардинальных мер, несмотря на указания хозяина нам не мешать. Верка выпрыгнула первой, а так как полет в воздухе скорректировать не смогла, приземлилась на Максимова, не додумавшегося сразу отползти с дороги. Правда, приняв ее тело на свою спину (каблуками вперед), Владислав Юрьевич быстро сообразил, что он мешает, и сумел с удивительной для его габаритов резвостью скакануть на коленках в сторону, так что мы с Ромой спрыгивали уже на землю. Радовало, что Максимов шею все-таки не сломал, лишние синяки будут ему только полезны, а от переживаний похудеет, что тоже хорошо для здоровья. А то от ожирения и инфаркт может случиться.

Я спрыгивала последней и решила на всякий случай прикрыть за собой окно. Вдруг это хотя бы на несколько секунд задержит преследователей? В таких делах, как мне было уже известно из личного опыта, секунды решают многое, и иногда от них зависит жизнь.

Верка помогла Максимову подняться, правда, ее помощь в основном заключалась в пинках под зад, но оказалась действенной. Все вчетвером мы рванули к забору.

– Берите правее, – шепотом приказала я, замыкая шествие с пистолетом наготове. – Там деревья.

Верка их тоже заметила и очередным пинком показала Максимову направление. Он, надо отдать ему должное, и без нее понял, что от него требуется.

Подбежав к высокому забору (метра два в высоту), мы застыли перед ним.

– Ток поверху пущен? – прошипела я, тыкая дулом в нос Владиславу Юрьевичу.

Он судорожно помотал головой.

В это мгновение с другой стороны дома послышались мужские голоса…

Мы застыли на месте, но в следующее мгновение Верка, я и Рома одновременно дернулись к ближайшему кусту, припорошенному снежком, увлекая за собой Максимова. Как я уже говорила, снег на территории оставался только у

забора. Тут, можно сказать, еще правила зима. По моими прикидкам, от стены дома до забора было около ста метров. Полностью очищалась площадка размером не более двадцати квадратных метров – вокруг дома, где после линии газона проходила и грунтовая дорожка, по которой, по всей вероятности, иногда проезжали машины. Хотя зачем им было ездить вокруг дома, я пока сказать не могла. Однако не исключала, что с другой стороны находятся какие-то постройки.

После грунтовой дорожки начинался сад. Ближе к дому деревья стояли редко, у забора – погуще, но все равно неравномерно. Например, прямо напротив окон каминного зала их почти не было, спрятаться за парой узких стволов мы не смогли бы ни при каком раскладе. Если вспомнить то, что мне удалось увидеть из оконца с решеткой полуподземного этажа, можно сказать, что пейзаж везде вокруг был похожим: расчищенный участок, редкий сад, забор.

Мы притаились за самым большим скоплением растительности в поле видимости. Я пожалела, что сейчас не лето и нас не скроет листва. Летом тут прятаться было бы гораздо удобнее. Но приходилось довольствоваться тем, что есть, надеясь лишь на отсутствие освещения. Ближайшие фонари, замеченные мною еще из зарешеченного окна, оказались гораздо дальше, чем мне показалось из полуподвального этажа. Никаких звуков проезжающих автомобилей я не слышала. Вообще, в эту минуту, когда мы втроем затаили дыхание, а Максимов молчал из-за вставленного кляпа, слышались лишь голоса его охранников, доносившиеся из-за дома. В ночной тишине эти звуки разносились хорошо, а парни, похоже, не считали, что их кто-то услышит.

По всей вероятности, мальчики вышли покурить, а заодно подышать свежим воздухом. По ходу дела восхитились красотой ночного звездного неба. Охранники-романтики, значит. Смотрят на далекие звезды, пока пленницы отправляют к тем самым звездам их товарищей и под дулом пистолета уводят их шефа из дома. Ну-ну! Мне нравится попадать в плен в домах, охраняемых такими дядями.

А они тем временем спорили, сходить или не сходить проверить, что случилось в каминном зале. Один считал, что приказ шефа ни в коем случае нарушать нельзя, и приводил примеры наказаний за непослушание. Как я поняла за эти пару минут, Максимов среди своих подчиненных слыл большим выдумщиком. Нет, он не был жестоким со своими людьми, просто периодически брался за их физическую подготовку, а она рассматривалась ими как наказание. Как выяснилось, парни делали «пистолетики», отжимались, подтягивались на перекладине. Охранники не хотели идти проверять состояние здоровья шефа, потому что им было лень отжиматься среди ночи, не говоря уже о приседаниях.

Услышав жалобные воспоминания обленившихся от сытой жизни охранников, мы с Веркой прыснули в кулаки.

– Да, Владислав Юрьевич, куда уж вашим увальням с нами тягаться, – прошептала Верка ему в ухо. – Мы – дамы спортивные и свой боевой и физический уровень постоянно повышаем, причем на практике. Можем, кстати, заняться как-нибудь на досуге вашими мальчиками. За отдельное вознаграждение. Вы нам за это еще спасибо скажете! Мальчиков выдрессируем по первому разряду. Спросите у Афганца. Его мальчики после общения с нами ой как подтянулись!

Второй охранник твердил, что надо бы все-таки каким-то образом проверить, что делается в каминном зале, и предложил заглянуть в окно. Первый заметил, что там все окна зашторены, а даже если и нет, то все равно можно нарваться на взгляд шефа, в результате чего опять же им придется отжиматься или подтягиваться. Нежелание выполнять физические упражнения пересиливало беспокойство за здоровье шефа.

Тут подключился третий голос, заметивший, что в каминном зале наверняка идет групповуха, поэтому там и не отвечают на сигналы. С третьим согласились первый и второй, вспомнили основную Веркину специализацию, высказали предположение, что я тоже не должна была бы подкачать, после чего решили вернуться в дом.