Сыщица по амурным делам
Шрифт:
– Ну, не так часто, как ты, – скромно заметила я и спросила товарищей по несчастью: – Ну, полезем? Чтобы обогреться? Шмоток прихватить?
– Да и поесть бы не мешало, – заметил Рома. – А с утречка, может, и транспорт какой-то появится.
– Полезли, – приняла решение Верка.
Но стоило нам только сойти с шоссе, как мы услышали звук приближавшейся машины.
– Сзади, – прошептал Рома. – Оттуда, откуда мы идем!
– Но еще далеко, – заметила Верка.
– Максимовские не должны бы, – робко сказала я вслух и выдала свои аргументы: с их-то расторопностью они так быстро не успели бы, да и
Я приняла решение: остаемся на шоссе и перекрываем дорогу.
– Оружие пока спрячьте, чтобы человека сразу не испугать. Может, и так договоримся.
Я достала из кармана приготовленные сто баксов, экспроприированные из бумажника Максимова, и велела Верке не жмотничать, а тоже быть готовой расстаться с частью купюр. Подружка скривила недовольную мину и сказала:
– В наше время за сто баксов до Питера должны на руках донести!
Наконец мы увидели приближавшийся к нам белый «жигуленок» не первой молодости.
Мы стояли на дороге, взявшись за вытянутые руки. «Жигуленок» притормозил. Как я увидела, за рулем сидел дядька лет этак пятидесяти, с простым русским лицом и запорожскими усами. Обижать дядьку не хотелось. Мужики его возраста и так в последние годы были многократно незаслуженно обижены государством и, по большей части, не смогли вписаться в рынок. Этот, по идее, не смог.
Я прыгнула к переднему месту пассажира, сама раскрыла дверцу и обомлела: дядька сжимал в руках обрез, направив его мне в живот. Как мило! Дядьку-то я недооценила.
– Добрый вечер, – поздоровалась я, вешая на лицо свою самую лучезарную улыбку и делая вид, что обрез меня совершенно не беспокоит. – До Питера не подбросите?
И я показала дядьке портрет американского президента, который, как я считала, мог выступить убедительным аргументом против обреза.
На лице дядьки отобразился усиленный мыслительный процесс.
Поняв, что у меня явно не хватает аргументов для водилы, с другой стороны подошла Верка, как и я, не демонстрировавшая пока оружие. При виде Верки, идущей своей профессиональной походкой, дядька от меня отвернулся, быстро засунул обрез себе под сиденье и улыбнулся.
– Мужики, что ли, выкинули? – спросил он меня, кося глазом на склонившуюся всем телом к капоту Верку. Подружка расстегнула максимовский малиновый пиджак и выставила для обозрения свой шестой номер, ничем не поддерживаемый под свитером, прямо перед лобовым стеклом. Глаза у мужика полезли на лоб.
Но важен результат. Он сказал:
– Залезайте!
Я махнула рукой, сама впрыгнула на переднее место пассажира и открыла заднюю дверцу для Верки и Ромы.
– А пацана кто вызывал? – поинтересовался дядька. – У вас групповуха была?
– Да, котик, – ответила Верка. – Не совсем удачная для всех участников. Мы уж думали, что придется до Питера пешком топать. Но хоть живы остались. Это уже радует. Ты радуешься, что нас встретил?
Рома молчал, я тоже, только положила сто баксов на «торпеду»,
Верка поинтересовалась, где именно мы находимся, и попросила проехать к тому месту, где она в последний раз видела свой «Сааб».
Дядька, представившийся Николаем Ивановичем, поведал нам, что после сокращения остался безработным, халтурит на своей «шестерке», чем и кормит семью, состоящую из супруги и великовозрастной дочери, которой давно пора бы замуж. Сегодня вечером попался клиент, которого нужно было отвезти за город и помочь ему протопить печку. Насколько понял Николай Иванович, мужик поругался с женой и собирается недельку пожить на даче. Заплатил мужик хорошо, предлагал переночевать, но Николай Иванович обещал жене вернуться, да и не пьет он: здоровье пошаливает, а если бы остался, отказаться было бы сложно.
Мы о себе пока что ничего не рассказывали. Я нисколько не обижалась на водителя за то, что он принял меня за коллегу Верки. В такое время, в таком виде, в таком месте можно было подумать и хуже…
Мы все одновременно заметили машину, несшуюся за нами. Пока мы, конечно, не знали точно, наша ли компания интересует сидящих в том автомобиле, но следовало приготовиться.
– Рома, меняемся местами, – приказала я парню.
– Думаете, это за вами? – поинтересовался Николай Иванович, прибавляя скорость.
Я оказалась сзади, с Веркой, а Рома – на переднем месте пассажира. За нами несся огромный черный джип, вернее, он теперь был уже не сзади, а с левого бока, как бы нависая над «шестеркой», и пытался прижать ее к обочине.
Но Николай Иванович оказался опытным водителем и, совершив хитрый маневр, вышел вперед. В это мгновение мы с Веркой, поняв друг друга с полувзгляда, одновременно спустили стекла, высунулись и синхронно пальнули по передним колесам джипа. В цель мы обе попали, выдохнули и откинулись на сиденье. Николай Иванович крякнул и еще поддал газу.
– Девки, – обратился он к нам, когда джип остался далеко позади, – вы что, в самом деле по нему пуляли?
– Ага, – сказала Верка. – Но вы не бойтесь, в вас не будем. Вообще, можем вам работу предложить, если вы безработный.
Что это она сегодня такая добрая?
Николай Иванович опять крякнул, покачал головой и уточнил – в качестве кого?
– Водителя, – ответила Верка. – Кстати, никогда не видела, чтобы «шестерки» так быстро бегали!
Николай Иванович хитренько улыбнулся и заявил, что у них, у сибиряков, много своих секретов. «Один под передним сиденьем, – подумала я, – другой – под капотом».
Рома поинтересовался, где именно мы сейчас едем.
– Как какой-нибудь указатель появится, прочитаешь, – ответил наш водитель.
По обеим сторонам дороги тянулись капустные поля, припорошенные снегом, домов не было, как и людей, и машин. Стояла глубокая ночь. Указатели почему-то тоже не попадались. Поснимали все, что ли?
Но наконец фары высветили некий прямоугольник, установленный на невысоком столбике, за ним вправо уходила проселочная дорога. На указателе значилось: «Бананы. Апельсины». Стрелка указывала, где их можно приобрести на капустном поле в Ленинградской области. Бананов всем страшно захотелось, но ехать за ними в неизвестном направлении не стоило. Поэтому мы помчались дальше, к Питеру.