Сюрприз для дона Серхио
Шрифт:
«Выгнал. А в прошлый раз было можно там сидеть», – бурчал чиновник, открывая дверь, чтобы выйти в коридор.
– Стой, капибара амазонская, – развернул его обратно дон Серхио. Годой в этот момент уже приоткрыл дверь и высунул голову в коридор.
– Чего угодно, сеньор? – спросил услужливый Базиле, заползая обратно.
– Документы оставь.
Базиле Годой передал папку дону Серхио и взглянул на циферблат огромных старинных часов на столешнице за спиной Президента. «Опять опаздываем. Мы уже должны были ехать в аэропорт», – едва слышно пролепетав, сотрудник протокольной службы
В городе Уль-Трухильо было целых два аэропорта – непозволительная роскошь для 700-тысячного города, расположенного в Андах. Обычно рейсы выполнялись со старенького «Сентраля», который, несмотря на название, располагался на западной окраине умбрийской столицы – неподалёку от предприятия, где выращивали огурцы и помидоры. Поговаривали, что доход от этого хозяйства получал кто-то из родственников Президента. Но сейчас «Сентраль» закрыли на реконструкцию, и все полёты перенесли на бывший военный аэродром в другой части города. Чтобы попасть туда из исторической части Уль-Трухильо, нужно было преодолеть мост через реку Эль-Воло, на котором нередко случались дорожные пробки. В этой воздушной гавани фактически не было никакой инфраструктуры, что весьма удивляло тех, кто в последние пару месяцев впервые попадал воздушным путём в Уль-Трухильо. Зато аэропорт обладал внушительной взлётно-посадочной полосой, способной принимать вместительные «Боинги» и «Аирбасы» с возможностью делать определённые манёвры, в то время как на «Сентрале» полоса была куда короче.
– Так вот! Тот самый лётчик из Чили и говорит: «Этому бы «Сентралю» да эту полосу. Цены бы не было вашему Уль-Трухильо.
Фраза принадлежала одному из журналистов, которые стояли, ёжась от утренней прохлады, возле видавшего виды японского микроавтобуса с номером, свидетельствующим о принадлежности к Президентскому автопарку. Серая «Тойота» и привезла их к временному аэропорту из центра города. Представители прессы по традиции собирались для таких поездок на площади между зданием администрации Президента и старым отелем, а затем микроавтобус вёз их то в аэропорт, то в одну из ближайших провинций.
– А точно отсюда летим? – спросил, затянувшись сигариллой, молодой человек, который был одет с претензией на солидного идальго.
– Да отсюда-отсюда, – ответил Николас Альварес.
Именно он и рассказывал про чилийского лётчика. Один из самых опытных телевизионных операторов Уль-Трухильо и всей Умбрии, Альварес последние лет пять работал на первый государственный телеканал. А молодой человек с сигариллой, стоявший напротив, лишь недавно устроился на второй государственный канал.
– Мало ты путешествовал ещё с доном Серхио. Пока его ждёшь, первые 45 минут можно не волноваться. Всегда опаздывает, – Альварес прищурил глаз, словно оценивая собеседника.
– Да, мне говорили, – кивнул его молодой собеседник и вновь сделал затяжку.
– Говорили ему. Да кто у вас там на втором что сказать может-то?
Последнюю фразу Альварес специально произнёс нарочито громко – у представителей двух ведущих умбрийских телеканалов давно существовало негласное соперничество, и оператор первого канала явно рассчитывал
– Э, амиго, заканчивай, – Алессио Лопес – один из старейших операторов второго государственного канала Умбрии вроде бы по-дружески, но в тоже время с силой толкнул в плечо Альвареса.
– Я не тебе, Лопес, я вот молодому рассказываю, – ухмыльнулся Альварес.
– Надежда умбрийской журналистики, – ответил Алессио Лопес, указав в сторону элегантно одетого молодого коллеги, – у вас таких не берут на первый. Все безграмотные.
Николас Альварес пропустил мимо ушей фразу про безграмотных журналистов, которую слышал от Лопеса уже много раз, выкинул в сторону окурок и оценивающе окинул взглядом то самое будущее умбрийской прессы.
– Сальвадор. Сальвадор Горацио, – сказал молодой человек и протянул руку Альваресу.
– Ну, вот, другое дело, амиго. А то я тебя уже второй раз на съёмках вижу, а как зовут не знаю. А я Альварес, Николас Альварес. Слышал?
Горацио энергично закивал, давая понять, что ему, безусловно, знакомо это имя. Ведь до того как устроиться на работу, он, конечно же, следил за новостями на разных каналах, и в конце сюжетов часто слышал имя Николас Альварес. «Надо же – я думал он намного старше», – подумала надежда умбрийской журналистики.
– Эй, Хара, – Альварес крикнул внутрь микроавтобуса, где за ноутбуком восседал фотограф пресс-службы Президента и тёзка новоиспечённого журналиста Горацио – Сальвадор Хара.
Услышав Альвареса, тот оторвал лишённое эмоций лицо от монитора, снял наушники и кивнул, давая понять, что готов к диалогу.
– Эй, Хара, ты этого Горацио уже знаешь?
Хара снова утвердительно кивнул и вновь повернулся к монитору своего ноутбука.
– Ну, да. Точно. Вы же оба Сальвадоры. «Что не матадор, то Сальвадор», – Альварес рассмеялся собственной шутке, а затем снова обратился к Харе, – слушай, сфотографируй меня с этим будущим уль-трухильской журналистики.
– Почему «уль-трухильской»? – театрально произнесла женщина в очках, работавшая на государственный портал новостей, – умбрийской. Я бы даже сказала «латиноамериканской».
Хара тем временем бережно доставал из кофра свой «Кэнон» и снимал крышку с объектива.
– Давайте, отойдите хоть от машины. Что это за снимок для истории? Встаньте на фоне аэропорта.
– Да давай уже пока наш Дон не приехал, снимай.
Хара выставил ногу вперёд, слегка наклонился, и фотоаппарат защёлкал словно тысяча сверчков.
– Внимание, давайте ещё пару кадров. Лопес, иди вставай рядом. И остальные тоже.
Когда Хара опустил камеру вниз, Альварес протянул руку молодому коллеге Горацио:
– Что, сынок? Думаешь, что немного поработаешь, а потом найдёшь себе приличное место? Добро пожаловать в ад. Из умбрийской прессы просто так не уйдёшь. Не веришь? Спроси у тёзки Сальвадора. Пара шестнадцатичасовых поездок с доном Серхио, и от журналистской романтики не останется и следа.
– Да, уж, оригинальное напутствие, сеньор Альварес, – только и смог произнести Горацио.