Сюрприз для дона Серхио
Шрифт:
Хара знаком показал своему тёзке Горацио, что ему пора отстёгивать ремень и направляться к выходу.
– Но ведь самолёт ещё не остановился, – удивился молодой журналист, – это опасно.
– Не остановился. Но когда «Эль-Уракан» остановится, мы должны быть уже у выхода, чтобы спуститься вниз быстрее Президента и снять как он выходит, – громко сказал балагур Альварес.
Он – как и Алессио Лопес – оператор, работавший в команде с Горацио, потягивался на своём кресле после полёта и уже отстёгивал ремень столь энергично, словно все два часа полёта они пили не кашасу, а самый крепкий кофе.
– В
Обычно молчавший Лопес на сей раз под ободрение Альвареса выдал целую тираду своему молодому корреспонденту:
– Хороший ты человек, Горацио, но ещё не всё понимаешь в нашей работе. Вот если дон Серхио будет не в духе, он сразу после остановки в сопровождении своего венесуэльского громилы подскочит к двери, быстренько сбежит по трапу, и мы ничего не снимем. Он не будет ждать пока мы развернёмся и будем готовы начать съёмку.
– В общем, двигайся. Двигайся, сеньор Сальвадор Горацио. Добро пожаловать в пул дона Серхио, – добавил Альварес, который уже протискивался по проходу в сторону выхода, держа в одной руке видеокамеру, а в другой штатив, который весь полёт лежал прямо в салоне «Эль-Уракана». Как и штатив Лопеса, который тот как раз в этот момент поднимал с пола.
– А если мы с тобой упадём при выходе из самолёта, то продюсер пришлёт новую бригаду, – рассмеялся Алессио Лопес.
– Понятно, – тихо произнёс Сальвадор Горацио.
Альварес уже находился возле выхода из хвостовой части салона и, видимо, чтобы произвести впечатление на Горацио, громко крикнул:
– А ещё главное, чтобы нашего эль Команданте при спуске с трапа сопровождал венесуэлец, а не донья Сантьяго. А то вся наша суета с беготнёй к выходу будет зря. Показать не разрешат!
Оператор первого государственного канала расхохотался и поймал на себе осуждающий взгляд Базиле Годоя. Оператор поймал на себе взгляд протокольщика и, вроде бы обращаясь непосредственно к нему, крикнул, чтоб слышали и коллеги:
– Двигатели шумят, Базиле, двигатели. Поэтому вместо слов «Славься, дон Серхио» ты и услышал что-то другое. И если это другое, что тебе послышалось, ты где-то повторишь, то тебе не поздоровится.
Годой спешно закивал, а трясущиеся губы шептали проклятия в адрес чрезвычайно общительного оператора, который был на голову выше ростом. Альварес давно работал на телевидении и побывал во всех странах Южной Америки, США, Мексике и нескольких европейских государствах и знал, что он один из самых опытный и высококлассных специалистов своего дела во всей Умбрии. А природные самоуверенность и завышенная самооценка лишь подкрепляли его собственное мнение об этом. Но в присутствии кого-то из высокопоставленных особ Николас Альварес никогда колкостей в отношении первого лица страны не позволял. Потому уже десяток лет и сопровождал дона Серхио в важных поездках.
– Эй, меня-то пропусти! – Хара заставил Горацио выпустить его с кресла возле иллюминатора и, выставив сумку с фотоаппаратом вперёд, уже стремился за операторами двух государственных каналов.
Горацио, пропуская Хару, сделал шаг назад по проходу и тут же почувствовал тычок в спину от оператора президентской пресс-службы,
Оглянувшись, он увидел, что в салоне оставалась лишь корреспонденты двух крупнейших умбрийских газет и дама с интернет-портала новостей.
– А что я там не видела? – произнесла она, поймав на себе взгляд молодого коллеги, – как наш Сеньор номер один сходит на южную землю? Спущусь за ним, куда мне спешить? А фотографии у Хары возьму.
– Мы тоже без фотографов, так что успеем выйти, – крикнул из последнего ряда журналист газеты «Каррера Уль-Трухильо».
– Давай, Сальвадор – иди! Лопеса как следует работать заставишь. А мы толпиться не будем, – добавил второй представитель пишущих СМИ – из «Нуэво Диарио».
С мыслями об отличиях в работе телерепортёров и журналистов печатных изданий Горацио пошёл по направлению к выходу.
Женщина, которую всё ещё мутило после полёта, отвернулась к иллюминатору и отхлебнула воды из небольшой пластиковой бутылочки. Она взирала как три Губернатора южных провинций, придерживая галстуки и полы пиджаков, спешили за самолётом, который определённо решил остановиться значительно дальше. За ними, стараясь не обогнать руководителей, семенили и остальные. Особенно тяжело было одетым в национальные костюмы музыкантам. У одного из них с головы сорвало сомбреро, и шляпу тут же отнесло куда-то далеко. У второго с шеи сорвался барабан и, закружившись, в ритме фламенко хлопнулся на асфальт. Даже отсюда – с борта прилетевшего из Уль-Трухильо самолёта, казалось, можно было услышать как этот достопочтенный с виду человек поминает отнюдь не божью матерь.
Пока спустившиеся по трапу журналисты здоровались с запыхавшимися руководителями южных провинций и занимали наиболее удобные позиции для съёмки, дон Серхио никак не мог подняться со своего места.
– Дон Серхио, с прибытием, это Сан-Пабло! За бортом «плюс 24».
Молодая сексапильная стюардесса в строгой бордовой форме – та самая, что при взлёте не дала упасть на пол дизайнерскому галстуку – трясла Президента, который находился то ли в глубоком сне, то ли в бессознательном состоянии. В этот момент обеспокоенная донья Вера звала на помощь министра здравоохранения Эрнесто Сотомайора.
Доктор Сотомайор – немного грузный, с короткой шеей и небольшими пухлыми мягкими ручками – неторопливой, но уверенной походкой устремился к первому ряду, едва не толкнув стоявшего в проходе Хосе Пулью. Тот поправлял ворот рубашки в стиле «Крёстного отца» и озирался по сторонам, а затем вслед за руководителем Минздрава кинулся к дону Серхио. Но Сотомайор, несмотря на неуклюжую комплекцию, решительно оттолкнул Вице-Премьера Пулью: «Идите с Губернаторами поговорите, впихните им свои комбайны для уборки сорго или чем Вы там торгуете? Потяните время, Эль Диабло Вас задери!». Сеньор Хосе не остался в долгу: