Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Егоров Борис Андрианович

— Третий меня не интересует. Меня интересую я. Сельское хозяйство и я! Ха! Нарочно не придумаешь!

— А может, это так — недоразумение?

— Какое недоразумение, когда все говорят.

— Тогда пойдём к Груздеву. Хотя нет: сегодня суббота. Он давно уже умчал… Ай-яй-яй! Так поступить! Но и ему тоже могу устроить небо в алмазах. Пётр Филиппович фитильком вспыхнет, если я пойду в газету и расскажу всю историю дома отдыха «Залесье»…

На первый взгляд упомянутая Ферзухиным история криминальной не выглядела:

УКСУС построил небольшой дом отдыха, просуществовала эта местная кузница здоровья очень недолго и была прикрыта по причине нерентабельности.

Что о том скажешь? Просчитались, не заглянули вперёд.

Но на самом деле просчёта не было: имелся весьма точный прицел, Пётр Филиппович далеко глядел с высоты своего капитанского мостика.

И картина ему открывалась лучезарная: над речкой Сошицей, рядом с дачами Груздева и некоторых других товарищей, возникнет белоснежный коттедж дома отдыха «Залесье». Едва столяры привинтят к дверям последние ручки, как коттедж заполнят радостные отпускники. Оставив в комнатах чемоданы и бадминтонные ракетки, они побегут к речке.

Но увы, Сошица не столь многоводна, чтобы предоставить обладателям путёвок радость купания, ловли ершей или катания на лодке.

Тогда встанет вопрос о сооружении плотины. И начнётся великое гидростроительство, на которое бросят 50 тысяч рублей. Чего не сделаешь ради трудящихся!

Пройдёт несколько месяцев — и образуется «Залесское море». Потом пройдёт ещё несколько месяцев — и дом закроют или сдадут в аренду. А «море», в водах которого будут отражаться весёленькие домики руководителей УКСУСа, останется…

Ах, какое раздолье будет дачникам! Прыгай с вышки, ныряй с аквалангом, садись на несла!

Так всё и произошло.

Сооружением плотины ведал Ферзухин, и, конечно, ему больше всего известна её история. И вот теперь прообразователя природы и покорителя Сошицы отсылают в колхоз.

Оглоблина выслушала рассказ Ферзухииа и заключила:

— От нас хотят избавиться. И перед самым юбилеем. Другие будут танцевать «тип-топ», а мы с вами, товарищ Ферзухин…

Ферзухин перебил свою собеседницу:

— Не заходите далеко. Официально ещё ничего не известно. Надо проверить. Допустим, у Чарушина или у Гречишниковой…

— А если они спросят: откуда мы это узнали?

Может и так выйти, — неопределённо ответил Ферзухин.

— Вы, мужчины, тряпки, — сказала Оглоблина. — «Может», «не может, а я хочу наверняка! И у меня есть идея: завтра мой день рождения, пригласим на него кое-кого. Гречишникову, например, Свинцовского с супругой, а для разнообразия — Ромашкина и его Люсю-Милу… У них, кажется, роман…

— Вы молодец, — подчеркнул Ферзухин. — Это дипломатия.

Ферзухин ушёл, а его собеседница кинулась к телефону:

— Ателье? Софью Абрамовну… Софочка, милая, возможно, вечернее платье мне не пригодится. Шейте скорей сарафан!.. Что? Билет? Вам?

Конечно, достану. Но мне, возможно, придётся отлучиться…

И ещё звонок — домой:

— Аллочка, я скоро приду. А что делает бабушка? Скажи ей, пусть идёт в магазин и кое-что купит: у нас завтра будут гости… Аллочка, а ты кушала кукурузные хлопья? По голосу чувствую, что обманываешь. А мы с тобой как условились? Говорить друг другу только правду…

V. В субботу после работы

Линейное измерение любви

Ещё один удар по Евгению Онегину

Костя Ромашкин провожал Люсю-Милу.

Они шли от УКСУСа до Люсиного дома всегда одним и том же маршрутом, и, если бы Косте сейчас завязали глаза, он бы всё равно ни на метр не отклонился от конечной точки маршрута — кнопки звонка на Люсиной калитке.

Светило солнце. Пахло жасмином. У автоматов для продажи газированной воды бродили скучные, одичавшие от жажды лесогорцы. Автоматы, как обычно, торговать не хотели.

— Моя мама сварила сегодня чудный клюквенный морс, — сказала Люся-Мила, заметив, что Костя тоже бросил грустный взгляд на один из автоматов. — Вот сейчас попробуешь. Достану прямо из холодильника.

— Морс — это, конечно, мечта, — ответил Костя, — но главное угощение будет завтра.

— Представляю. И ещё будет скука. Не понимаю, зачем ты согласился идти к Оглоблиной. Неужели все они тебе не надоели? Честное слово, довольно пошло сидеть на оглобли неких именинах. Впрочем, догадываюсь: ты не хотел обидеть её, она и так расстроена…

— С чего бы это?

— Как? — удивилась Люся-Мила. — Ты не знаешь, что Оглоблину посылают в колхоз?

— Первый раз слышу…

— Эх ты, рыжий, ты всегда обо всём узнаёшь последним.

— Оглоблину в колхоз? Ай-яй-яй! Почему же именно её?

— Не только её. Ферзухина тоже и ещё кого-то…

— А кто же этот «космонавт-три»?

— Никому не известно.

— Тем более будет интересно завтра. Соберутся Ферзухин, Гречишникова, Свинцовский, причём не один с супругой. Тебе известно, кто она? Директор «Фивопроса»… Фигура! В общем, люди будут любопытные. Для полноты компании только Нолика не хватает…

— Не говори про Нолика. Это больной вопрос в нашей семье: его жена учит литературе моего младшего братца. Федька больше тройки у неё никогда не получает.

— Не в сестру, значит, пошёл, — заключил Костя. — Сестра — отличница-заочница. Экзамены сдаёт с ходу…

— Костя, не делай мне комплиментов…

— Милочка, не могу. Знаешь, что сказал на этот счёт один великий француз? «Комплимент — это поцелуй через вуаль».

— Без вуали у тебя лучше получается.

Ромашкин притих. После Люсиной реплики лучше всего было помолчать. В такие многозначительные паузы влюблённые всегда что-то вспоминают, прямом мысль их работает абсолютно синхронно.