Сюрпризы в круизе
Шрифт:
— Расскажите дедушке про наши новостройки, — шепотом подсказал сотрудник консульства.
— Не дрейфь, Вася, держи хвост, как надо, — посоветовал Антошкин.
Деревянной поступью, раскинув руки для объятий, Гвидонов устремился к деду.
Лицо деда плачуще-счастливо сморщилось и он, не поворачивая головы, что-то быстро сказал своему спутнику.
— Вася, обниматься не надо, — с улыбкой сказал спутник князя Христофора.
— Почему? — удивился Гвидонов, еще шире разбрасывая руки.
— Не надо, Вася, иначе
Василий словно споткнулся и правой рукой изобразил «ротфронтовское» приветствие.
— Здравствуй, дедушка, — сказал он. — Почему мы не можем обняться?
Христофор-Хоттабыч с достоинством поклонился внуку и, указав рукой на спутника, проговорил:
— Это секретарь.
Василий сразу загорелся:
— Товарищ секретарь, почему мы не можем обняться?
При слове «товарищ» секретарь явно погрустнел и лицо его приняло выражение куда более поганое, чем в том миг, когда он пообещал застрелить Васю.
— Слушай, Вася, и запоминай, — кланяясь пассажирам «Руслана» и раздавая им воздушные поцелуи, бандитским голосом заговорил секретарь. — Твой дед глухой. Глухой, как тетерев. Это первое. Далее. Твой дед чокнулся. И произошло это, как ни странно, при первой встрече с тобой. Хотя едва ли общение через подзорную трубу можно назвать встречей. И третье, самое главное. Твой дед ужасно боится заболеть СПИДом и поэтому приказал стрелять в любого иностранца, кто приблизится ближе трех метров. Ты все, Вася, понял? — по-прежнему расточая по сторонам улыбки, ласково спросил секретарь.
— Но я хотел дедушке про новостройки рассказать. И про плюрализм.
— Расскажи мне. Думаю, что твои слова дойдут не только до деда, но и до аллаха.
— Внучек, ку-ку, — сделав пальцами рогатую козу, сказал князь Христофор.
— Ку-ку, дедушка, — кратко отозвался внук и спросил секретаря: — Тогда зачем весь этот цирк?
— Таков был приказ. И мы исполняли его с того самого дня, когда на всех вас были запрошены визы.
Вася вздохнул:
— Хороший у меня дедушка.
Секретарь неожиданно согласился:
— Да, Вася, дедушка у тебя был хороший.
— Почему, был?
— Видишь вон ту машину. Сегодня вечером она увезет твоего дедушку в аэропорт, а оттуда в Америку. Поместят его там в клинику, ну и, сам понимаешь, мало кто в таком возрасте оттуда возвращается.
— Мама очень расстроится.
— Едва ли. Когда она узнает о завещании, думаю, плясать будет.
— Вы не знаете мою маму.
— И ты, Вася, плясать будешь. Только, пожалуйста, не называй меня тогда товарищем. Мне это слово ужасно не нравится.
— Плясать? — задумчиво переспросил Василий. — А что? И спляшу!
Он улыбнулся деду, безвольно опустившему плечи, боковым зрением увидел, как начала подкрадываться к ним та самая спецмашина, которая увезет князя к самолету,
— А оркестр тут для чего?
— Чтобы играть.
— А «цыганочку» они залудить смогут?
— Залудить? Интересное словцо. Думаю, Вася, смогут. Сейчас я уточню.
Но вот и пришло время — помните? — рассказать о главном таланте Василия Гвидонова. Солисте танцевального ансамбля, лауреате, победителе, призере многих достославных конкурсов.
Печально и тонко запела труба, пока еще прошелестели ударные инструменты. Вася закрыл глаза, выпрямил раскинутые руки и по-кошачьи пружинисто вышагнул к оркестру.
Такого с Гвидоновым еще не было. Это был танец огня и тоски смертельной, полет вольной птицы и жизни, всего одной жизни… Не тут ли место старым-престарым словам: заворожил, очаровал, заколдовал?
Не знал, Вася, что в эти самые минуты дед Христофор с трудом выстраивал разбегающиеся слова и они тихо слетали с его уст: «О внучек, прохлада моего глаза, о плод моей души, да не заставит меня Аллах тосковать без тебя, и пусть нынешнее время соединит нас с тобой и близкой моему сердцу Клавой».
Никто, конечно, не услышал этих слов…
А Василий Гвидонов творил чудо. Почему-то ему не прихлопывали, не подзадоривали криками. Только смотрели.
Дед Христофор беззвучно плакал.
Закончился танец, местные красавицы раздали группе Хохлаткиной скромненькие, но с позолотой шали, а дюжие молодцы приволокли по турецкому ковру. Затем на пристань заехал микроавтобус «фольксваген».
— Это подарок Василию Гвидонову, — громко объявил секретарь, — князь Христофор выражает надежду, что у него будет столько правнуков, сколько мест в этой машине.
Для приличия поаплодировали и деду и внуку.
Потом секретарь князя отозвал Василия в сторону и без обиняков спросил:
— Нина Фугасова невеста?
— Нет, — твердо ответил Гвидонов.
— Мог бы и соврать.
— Зачем?
— А затем, мой друг, что безделушка, которую я собирался вручить твоей невесте, равна по цене лимузину князя.
— Обойдемся.
— Вася, ты мне начинаешь нравиться. Буду рад встретиться с тобой, когда начнем делить наследство.
— Обойдемся, — снова хмуро повторил Василий.
— Нет, Вася, мы обязательно встретимся. Ну, а сейчас я вручу пару сувенирчиков и — гуд бай!
Секретарь князя вручил три сувенира: саблю — Африкану Салютовичу, шулерскую колоду карт чете Булочкиных и Хохлаткиной маленькую коробочку. Она заглянула в нее и… маковым цветом запылали ее щеки.
Оркестр грянул марш. Группа поднялась на теплоход. Князь Христофор стоял в окружении врачей. Он вяло поднял руку и лишь секретарь услышал, как он прошептал:
— Внучек, ку-ку…
— Прощай, дедушка! — загремел с теплохода голос Василия. — Проживи, пожалуйста, сто лет!