Сюзанна и Александр
Шрифт:
Наконец за дверью раздались шаги, потом ключ повернулся в замке, и передо мной предстала Шарлотта, еще в ночном чепце, но уже вполне одетая. Поправив очки, она сурово посмотрела на меня.
— Что это вы устроили такой шум?
Я в замешательстве взглянула на экономку. Она, кажется, готова была отчитать меня, как школьницу, за напрасное беспокойство и, похоже, вообще была склонна без особого почтения относиться как к хозяину, так и к его гостям.
— Но разве… разве меня не заперли? — спросила я озадаченно.
— Вас заперли, потому что на это были причины. Вас заперли, потому
— Разумно?
— Да, иначе, сударыня, вы могли встретиться с той дамой, которая была в другой комнате. Монсеньор находил это нежелательным.
Она называла Талейрана «монсеньор», словно тот еще был епископом.
— Теперь эта дама уехала. Можете не беспокоиться.
— А где сейчас господин де Талейран?
— Монсеньор вот уже полчаса как работает. Он просил вас зайти к нему в кабинет после того, как вы приведете себя в порядок.
Шарлотта принесла мне воды и еще целый ворох одежды: платье, шелковые чулки с подвязками, изящные туфельки из мягкой кожи. Я обратила внимание на платье: модное, из дорогого темного бархата, очень хорошего покроя. Оно почти подошло мне.
— Когда вы будете уезжать, найдется приличный плащ и шляпа, — сказала Шарлотта.
— А чья это одежда? — спросила я, забеспокоившись.
— Госпожи герцогини Фитц-Джеймс.
— И она… она не обидится, что я взяла ее вещи?
— Не обидится. Она ездит по всяким домам, и у нее так много вещей, что она даже не знает толком, что ей принадлежит.
Она развернула зеркало так, чтобы я лучше себя видела.
— Ну-ка, давайте я вас причешу.
Руки этой служанки были так ловки, что, пожалуй, даже Маргарита с ней не сравнилась бы. Она уложила мои волосы, завила, надушила и потратила на все это едва ли пятнадцать минут.
— Это невероятно, — сказала я с улыбкой.
— Еще бы! Монсеньор знает, кого нанять!
Часы показывали уже семь утра, когда я с сильно бьющимся сердцем приоткрыла дверь кабинета.
Талейран, такой же аккуратный и собранный, как и вчера, сидел за своим рабочим столом и быстро что-то писал. Перо брызгало и рвало бумагу. Чуть в стороне лежал незапечатанный пакет. Министр, едва подняв голову, кивнул мне, приглашая сесть и подождать. Я опустилась на жесткий стул с высокой спинкой, но сидела очень прямо, напряженно сложив руки на коленях. Несмотря на то что все обстоятельства мне благоприятствовали, я не могла избавиться от волнения. Как-никак, сейчас я узнаю, как сложится моя судьба. Придется ли мне уезжать в Бретань, оставив после себя славу преступницы, или я буду жить в Париже, и посрамлю своего врага.
Ждать пришлось долго. Талейран работал, не отрываясь от бумаг ни на минуту. Я украдкой наблюдала за ним, вспоминала наш вчерашний разговор и, как ни пыталась, все равно не могла до конца понять, почему же он помогает мне тогда, когда все от меня отвернулись. Он говорил о симпатии, дружбе, происхождении. Но, глядя на него сейчас, такого холодного, напряженного, бесстрастного, я не могла поверить, что все это может быть для него важным.
Он поднял голову.
— Вы хорошо спали?
Я кивнула. Его холодные синие глаза внимательно окинули меня взглядом, и он улыбнулся.
— Ба, да вы
— Это первый комплимент, который я от вас услышала, господин де Талейран, — сказала я.
— Стало быть, это только начало.
Мне было легко с этим человеком. Возможно, это чувство было вызвано благодарностью, но я успокаивалась уже от того, что слышала звук его голоса. Похоже, мне еще предстоит оценить, до какой степени мне повезло, что Талейран взял мою сторону.
— Господин министр, простите, но я все-таки хотела бы знать, как быть с Клавьером и тем, что…
— С Клавьером? Клавьер, моя дорогая, очень скоро пожалеет о том, что имел неосторожность досадить вам, ибо это ему придется улаживать то, что им же и было начато.
— Почему вы так уверены?
— Потому что многие люди находятся в моих руках, друг мой, а Клавьер — в особенности. Взгляните-ка.
Он взял тот самый незапечатанный пакет и протянул его мне. Внутри было какое-то письмо.
— Я могу прочитать?
— Да, разумеется! Вы должны прочитать.
Я осторожно развернула письмо. Оно было короткое и весьма сухое.
«Господин Клавьер, весьма неприятное дело вынуждает меня писать вам. Женщина, пользующаяся моим искренним уважением и симпатией, попала в тяжелое положение, суть которого и мне, и вам хорошо известна. Мне известно также и то, что ваше участие в вышеупомянутом деле сыграло решающую роль. Не сомневаясь в том, что вы участвовали в нем лишь по недоразумению, а не по злому умыслу, я вынужден настоятельно просить вас прекратить причинять неприятности знакомой нам обоим особе, иначе вы поставите меня перед необходимостью предать гласности факты, касающиеся ваших связей с Англией, ваших депеш сэру Уильяму Питту и вашего сотрудничества с английской разведкой.
Дабы вы поверили в серьезность моих намерений, довожу до вашего сведения, что знаю, каким образом вашим судам удавалось свободно проходить английскую блокаду, какой ценой вы заслужили столь редкое расположение английского правительства и какой была ваша ему благодарность.
Учитывая наши общие проанглийские симпатии, давайте поступим с дамой по-джентльменски. Услуга за услугу, господин Клавьер. Вы забываете о своих претензиях, а я забываю о вас».
Потрясенная, я подняла на Талейрана глаза.
— Клавьер был английским шпионом?
— Я не удивлюсь, если он и сейчас им остается. Имея близкие с ним отношения, вы должны знать, что и мрамор, и золото, и кофе, на которых он богатеет, ему привозят из Вест-Индии, а Вест-Индия, друг мой, — это, увы, вотчина Англии… Клавьер вынужден дружить с этой страной, и я хорошо его понимаю.
— И если… если о его связях с Англией станет известно… Господин де Талейран, да при нынешних намерениях Бонапарта воевать с Англией Клавьера приговорили бы к вечной каторге!