Сжечь правду

Спирина Екатерина

Но я в тот день являл собой картину самого дисциплинированного итальянца на дороге. А может даже австрийца… Не могу сказать, что мне нравился такой стиль вождения, но иногда значение имеет безопасность другого человека на борту, а не личное удовольствие. А я старался максимизировать безопасность моей пассажирки в условиях агрессивного итальянского движения.

Благополучно добравшись до Флоренции, я мягко притормозил свою машину у больницы и посмотрел на Кьяру. Она была такая нежная и близкая… Я хотел бы каждый день наблюдать, как она спит…

Я разбудил Кьяру.

– Мы прибыли, горнолыжница, и врачи мечтают о встрече

с тобой.

Она посмотрела на меня таким взглядом, что сердце мое едва не остановилось.

– Что… случилось? – запинаясь, спросил я.

– Ничего, – ответила она и взялась за ручку двери.

Я помог ей выбраться из машины и дойти до reception, а там – оформить все документы. Я еще с утра позвонил во флорентийскую больницу и договорился, что привезу к ним Кьяру. Потом мы поплелись с ней в операционное отделение. Когда момент нашей разлуки вплотную приблизился к нам, она вдруг разрыдалась и упала в мои объятия. Я крепко, по-настоящему крепко, прижал ее к себе и начал гладить по волосам.

– Кьяра, что с тобой? Ответь, пожалуйста… – умоляюще сказал я.

– Флавио, я боюсь. Если я больше никогда не смогу ходить? – с трудом разобрал я сквозь рыдания.

– Глупышка! Дель Пьеро¹⁵ знаешь?

Она кивнула в знак согласия.

– Так вот, он в 24 года порвал себе кресты, но, как видишь, это не помешало ему вернуться на поле и забивать красивейшие голы и штрафные. Все будет хорошо! Верь мне, моя… – я запнулся. И очень вовремя, потому что я собирался сказать нечто совершенно непозволительное. –… горнолыжница, – закончил я свою мысль.

– Ты ювентино¹⁶? – улыбнулась она, и я понял, что мне удалось немного успокоить ее. Я утвердительно кивнул, облегченно вздохнув. – Значит, мы с тобой враги… – рассмеялась она.

– То есть как враги?! – опешил я.

– Я болею за Фиорентину¹⁷.

– Придется тебе сменить футбольную ориентацию, если ты хочешь существовать со мной в мире и согласии, – ответил я, сдерживая смех. Я – неосознанно – разговаривал с ней так, словно нас ждало совместное светлое будущее…

– Обещай мне, – сказала Кьяра умоляюще, – что я еще увижу тебя после операции?

– Если только ты пойдешь со мной на стадион болеть за Ювентус.

– Обещай мне, даже если я не смогу ходить на стадион, – вновь в ее глазах промелькнул страх.

– Ты сможешь ходить на стадион! – непреклонным тоном сказал я. – Операция длится всего полтора часа. Через полтора часа я смогу похвалить тебя за мужество.

Из операционной вышел врач, готовый принять ее под свою опеку. Она крепко сплела руки вокруг моей шеи, потом запечатлела на моей небритой щеке нежнейший поцелуй и, прошептав «спасибо», разомкнула объятия, готовая сдаться хирургам.

Но я перехватил ее руку, останавливая. Мадонна, как я хотел в тот момент покрыть поцелуями ее лицо! Несколько мгновений я смотрел на нее, борясь с неистовым желанием. Потом прикоснулся долгим поцелуем к ее лбу – и отпустил ее.

Последующие полтора часа я провел, тщательно измеряя длину коридора. Я прошел много километров, выложенных

цветной плиткой, пытаясь разобраться в своих чувствах к этой девушке и заключить с самим собой какое-то приемлемое соглашение. Через несколько дней ее выпишут из больницы, она вернется к этому своему… stronzo! Не мог я назвать по-другому человека, который бросил свою любимую женщину в сложный момент. Женщины – сильные существа и способны справиться в одиночку со многими трудностями, но мужчина, который не может бросить все ради любимой женщины, когда она в нем нуждается, – не мужчина. Итак, она вернется к нему, которого она так любит, и который плевать на нее хотел. И на этом наши с ней отношения должны закончиться. И никаких походов на стадион… Только теперь я понял, что ей не грозит смена футбольной ориентации… Потому что мы должны расстаться.

Все мое существо противилось этому факту, каждая клеточка моей души отказывалась принимать эту истину, но это было неизбежно. Я должен вычеркнуть ее из моей жизни. Я даже не должен отвозить ее из больницы домой, потому что я еще помнил, какое это испытание – находиться с ней наедине в скрытом от посторонних глаз помещении. Мне вообще лучше не знать, где она живет. Да. Я скажу, что уеду в командировку, и вызову ей такси, которое доставит ее домой. И чемодан отправлю с таксистом.

Оставалось только пока неясным, как я запрещу себе звонить ей, как я буду жить, ничего не зная о ней. Как я вообще буду теперь жить?! Но я должен найти в себе силы и расстаться с ней. Остаться просто друзьями с ней я не смогу, у меня разум помутится.

Когда время стало подкрадываться к планируемому окончанию операции, мой мозг начал плавиться, и я обессиленно уселся на стул возле палаты. Но стрелка висящих перед моим взором часов легко и беззаботно перепрыгнула положенную цифру и весело побежала дальше, а дверь операционной так и осталась закрытой. Я очень серьезно начал опасаться за свой разум. Мне стало казаться, что тревожное ожидание сожжет меня изнутри. Это адское испытание продолжалось еще минут 30, и я так и не понял, как мне удалось не сойти с ума, не ворваться в операционную и в целом сохранить адекватное поведение.

Правда, когда дверь операционной все-таки отворилась, я подскочил к врачу, словно орел к мыши, что он даже шарахнулся от меня.

– Как она?! – воскликнул я.

Медик, вероятно, видел немало неадекватов за свою жизнь, потому, лишь устало взглянув на меня, спокойно изрек:

– Надеюсь, что теперь все будет хорошо.

– Теперь?! Что значит «теперь»?!

– Нам пришлось исправлять работу коллег, которые вправляли ей перелом. Рентген показал, что проблема была не только в порванных связках, но и в смещении коленного сустава. Поэтому операция затянулась… Вам стоит отправиться домой. Увидеться с ней сегодня Вы не сможете.

– Но почему?! – возмутился я.

– Она только сейчас начала приходить в себя после анестезии и еще на пару часов останется подключенной к аппаратам. Время, однако, уже восемь. – Врач усмехнулся, увидев мое обреченное выражение лица, и похлопал меня по плечу. – Dai, su! Через несколько дней твоя ненаглядная вернется к тебе домой.

– Ко мне домой? – словно эхо, повторил я.

– Разве ты не Флавио? – недоуменно и с легким подозрением посмотрел на меня медик.