Сжигая запреты
Шрифт:
– Пусти, придурок… – шиплю сердито. – Пусти, сказала…
Осознавая, что по-его никак не получается, Шатохин приходит в ответную ярость. Опрокидывает меня на спину, вжимается и принимается жестко целовать мои шею, плечи, грудь... Я не реагирую! Черт, я пытаюсь не реагировать! Отталкиваю, ругаюсь, даже кричу, но он продолжает дарить свои настойчивые ласки, а я ожидаемо на них отзываюсь.
Каждое движение Дани кричит о той же непреодолимой потребности. Он целует, он трогает, он несдержанно кусает и всасывает мою плоть… Его похоть такая
Это то, что мне нужно. То, о чем я весь этот месяц мечтала. Но, черт возьми, это одновременно и лучше всех моих фантазий.
Я забываю о своих проблемах… Забываю о своих кошмарах… Забываю обо всех обещаниях, что себе давала… Забываю, кто я.
Даня практически не касается моей промежности. Осыпая ласками только верхнюю часть тела, лишь изредка, будто мимолетно, там задевает. На каждом таком якобы ненарочитом движении я сначала взвизгиваю, а потом и вовсе похотливо стону. Наслаждение во мне растет и жарко пульсирует. Я отчаянно жажду разрядки и вместе с тем до последнего ей сопротивляюсь. Спасение заключается в том, что Шатохин прислушивается к чувственным вибрациям, которые выдает мое тело, а не к моему разуму. Мастерски доводит до пика и сталкивает. Взрываясь, я разбиваю накалившееся пространство громкими протяжными стонами.
Даня почти в тот же миг отстраняется. Замирая на вытянутых руках, тяжело вздыхает. Еще мгновение мы смотрим друг другу в глаза. Я – одурманенная и податливая. Он – раскаленный и неудовлетворенный.
Секунда, две, три… Разрыв напряжения.
Даня встает и выходит из комнаты.
Я не двигаюсь. Лежу, ощущая, как замедляется сердце, а за ним и пульс. Синхронно тому, как выравнивается дыхание, сознание затягивает темнотой. Душу укутывает пеленой умиротворения и, наконец, я расслабляюсь.
12
Прекрати следить за мной!
Big Big Man: Марина!!!
Big Big Man: Перестань, мать твою, сбрасывать мои звонки!!
Злится. Отлично.
Пусть держится от меня подальше!
Достаточно того, что все мысли о нем. Еще раз увидеть… Ни за что! Мы провели вместе всего один вечер и часть ночи, а мне на следующий же день все вокруг вдруг стало снова казаться пустым.
Вот и сейчас… Чертовщина какая-то!
Откладываю телефон обратно на тумбочку, прикрываю глаза и, подтягивая колени к груди, вся сжимаюсь. Пытаюсь понять: меня мутит или это все же гребаная тоска с утра пораньше накатывает?
В последние дни малыш, который растет внутри меня… Боже, он растет внутри меня! Он ведь реально растет! С каждым днем становится больше, хоть мне этого и не видно. Так вот, в последние дни этот исключительно целеустремленный человек с ядреным набором
По утрам меня охватывает странный голод, побороть который попросту физически невозможно. В желудке разворачивается революция. Он громко урчит и будто сам себя жрет. Во рту собирается вязкая слюна, а когда я ее сглатываю, накатывает уже конкретная тошнота.
Если частые позывы мочевого пузыря к опорожнению я за месяц научилась терпеть, и упрямо досыпаю до удобного для себя времени, то с этим справиться не удается никак.
Встаю, быстро привожу себя в порядок и спускаюсь на первый этаж.
В кухне сталкиваюсь с Лизой. Несколько теряюсь от неожиданности.
– О, привет! – здороваюсь по привычке бодро. Забываю, что перед невесткой можно не притворяться. – Когда вы успели появиться?
– Около девяти вчера, – с улыбкой отвечает Лиза. Разливая по сковороде блинное тесто, что-то жует. – Мама Таня сказала, что ты спишь уже. Мы не шумели.
– Да… – бормочу едва разборчиво, пока не напоминаю себе, что можно говорить откровенно. – У меня что-то «батарейки» рано садиться стали. Отрубаюсь, стоит только прилечь. Можете шуметь, если что. Я ничего не услышу.
Лиза задерживает взгляд на моем лице, а я – на ее выпирающем из-под свободной футболки животе. Не то чтобы он у нее прям очень огромный, но в последнее время, в связи с собственным интересным положением, он все чаще притягивает мое внимание.
– Тебе надо больше есть, Ринуль, – замечает невестка, выдавая свою искреннюю встревоженность. – Твой вес снижается. Это плохо. Нужно хотя бы этот спад остановить.
– Я ем!
Подхватив из корзинки сладкий сухарик с изюмом, не спешу отправлять его в рот. Демонстративно маячу, пока на милом лице Лизы не появляется улыбка.
– Знай о малыше мама Таня, она бы за тебя серьезно взялась.
– Боже… – вздрагиваю я. Не допускаю даже мысли об этом. Открещиваюсь, не задумываясь. – Нет. Не сейчас.
– А когда, Рин?
– Потом, – слепо отмахиваюсь я.
Быстро разделавшись с сухариком, запиваю его заботливо подсунутым невесткой сладким чаем. Желудок успокаивается, я довольно вздыхаю и принимаюсь за блины.
– Рин, – тянет Лиза несколько нерешительно. – Я тебя на УЗИ записала, – вытолкнув эту информацию, густо краснеет.
Я, безусловно, удивляюсь. Очень сильно удивляюсь! Принимать за кого-то решение и просто ставить человека перед фактом – не в характере Лизы. Я злюсь, но вместе с тем понимаю, что сама довела ее до отчаяния. Она крайне впечатлительная, мнительная и чересчур эмпатичная.
– Только не сердись, – молит, пока я пытаюсь понять, как должна реагировать. – Я очень волнуюсь. Вместе пойдем. Там ничего страшного и неприятного нет. Посмотрим параметры малыша. Послушаем сердцебиение. Убедимся, что с ним и с тобой все в порядке. Пожалуйста, не противься! Я спать не могу… Думаю о вас… Накручиваю всякого… Пожалуйста, Рин…