Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
День за днем продолжался наш роман — без слов, без прикосновений, даже без влюбленных взглядов, на глазах у отца. Отец говорил потом, что он кое-что подозревал — «чуял крысу», но мы с мистером Бронсоном вели себя до того безупречно, что придраться было не к чему. «В конце концов, дорогая, не могу же я осуждать мужчину за то, что он тебя хочет, лишь бы вел себя как следует — мы оба знаем, что ты за штучка, — и тебя не могу упрекать за то, что ты это ты, что ж тут поделаешь, — лишь бы ты вела себя как леди. По правде говоря, я гордился вами — такую благородную сдержанность вы проявляли. Это нелегко,
Приходя играть в шахматы с отцом, а потом и с Вудро, мистер Бронсон мог видеть меня почти каждый день. Он вызвался быть помощником командира нашего церковного скаутского отряда, привез домой Брайана-младшего и Джорджа после скаутского слета в пятницу вечером и договорился с Брайаном-младшим, что назавтра заедет за ним и поучит его водить машину. (У мистера Бронсона был шикарный «форд-латдолет», сверкающий и красивый.)
В следующую субботу мы повезли пятерых старших на пикник — они были так же очарованы мистером Бронсоном, как и я. Кэрол потом созналась мне: «Мама, если я надумаю выйти замуж, то хочу такого мужа, как мистер Бронсон».
Я не стала ей говорить, что чувствую то же самое.
Через неделю мистер Бронсон повел Вудро на утренник в Ипподром-театр — смотреть знаменитого иллюзиониста Терстона. (Я бы с удовольствием пошла с ними — обожаю магию, но при отце не осмелилась и заикнуться.) Когда мистер Бронсон вернулся с заснувшим у него на руках Вудро, я со спокойной душой пригласила его в дом — отец стоял рядом, и все было вполне законно. Мистер Бронсон ни разу во время нашего странного романа не был у нас дома в отсутствии отца.
Однажды, когда мистер Бронсон привез Брайана-младшего с урока вождения, я пригласила его к чаю. Он спросил, дома ли отец, и, узнав, что нет, тут же вспомнил о какой-то важной встрече. Мужчины ведут себя более робко, чем женщины, — по крайней мере те, кого я знала.
Брайан приехал домой в воскресенье первого апреля, а отец в тот же день ненадолго уехал в Сент-Луис — думаю, чтобы повидаться с матерью, хотя он не сказал зачем. Я предпочла бы, чтобы он остался дома, тогда мы с Брайаном могли бы совершить небольшую прогулку в никуда — дед присмотрел бы за выводком, а Нэнси сготовила бы что-нибудь.
Но я никому об этом не сказала, потому что детям так же хотелось побыть со своим отцом, как мне — затащить его в постель.
А потом — у нас ведь больше не было автомобиля. Перед отъездом Брайан продал «Эль Рео Гранде».
— Мо, — сказал он, — в прошлом году, когда я уезжал в апреле, ехать в Платтбург на машине имело смысл, и «рео» был мне там очень кстати. Но дурак я буду, если вздумаю ехать из Канзас-Сити до штата Нью-Йорк в феврале. В апреле меня и то три раза вытаскивали из грязи — в феврале это было бы невозможно. Кроме того, — добавил Брайни со своей теддирузвельтовской улыбочкой, — я собираюсь купить нам десятиместную машину. Или одиннадцатиместную. Постараемся насчет одиннадцатого?
Мы постарались насчет одиннадцатого, но выбить чек нам в тот раз не удалось. Брайни уехал в Платтбург на поезде, обещав, когда вернется, купить самую большую машину, какая есть — на семь пассажиров — и, может быть, на этот раз закрытую? Семиместный «лексингтон-седан», например? Или «мармон»? Или «пирс-эрроу»? Подумай над этим, дорогая.
Я
Так что, когда Брайан вернулся домой первого апреля семнадцатого года, мы с ним остались дома и занялись любовью в постели. В конце концов, совсем не обязательно делать это на траве.
В ту ночь, когда мы уже утомились, но спать еще не хотелось, я спросила:
— Когда тебе нужно обратно в Платтбург, любовь моя? — он так долго не отвечал, что я добавила: — Или это нескромный вопрос? С девяносто седьмого года прошло столько времени, что я позабыла, о чем можно спрашивать, а о чем нет.
— Спрашивай о чем хочешь, дорогая моя. Кое на что я не могу ответить — или потому, что это секрет, или, еще вероятнее, потому что лейтенантам не так уж много известно. Но сейчас я тебе отвечу. Не думаю, что вернусь обратно в Платтбург. Даже уверен, что не вернусь, и потому забрал оттуда все, даже зубную щетку.
Я молчала.
— Хочешь знать, почему?
— Ты сам скажешь, если захочешь. И если сможешь.
— Ишь какая покладистая. Ты что, лишена элементарного бабьего любопытства?
(Нет, не лишена, дорогой мой — но вытяну из тебя больше, если не буду его проявлять.)
— Ну скажи — почему?
— Так вот, в газетах могут писать что угодно, но так называемая «нота Циммермана» [116] — подлинный факт. Нам не удастся больше сохранять свой нейтралитет — и месяца не продержимся. Вопрос вот в чем: будем мы посылать еще войска на мексиканскую границу? Или пошлем армию в Европу? Будем мы ждать, когда Мексика нападет на нас, или сами объявим ей войну? Или сначала объявим войну кайзеру? И если да, то осмелимся ли повернуться к Мексике спиной?
116
Речь идет о перехваченной английской разведкой секретной директиве статс-секретаря Циммермана германскому посланнику в Мексике, в которой предлагалось начать переговоры с мексиканским правительством о заключении военного союза с Германией против США.
— Неужели дело настолько плохо?
— Многое зависит от президента Каррансы [117] . Да, дело труба. Я уже получил мобилизационное предписание. Придет телеграмма — и все, я на службе и отправляюсь на свой мобилизационный пункт… не в Платтбург, — он потянулся ко мне. — Забудь про войну и подумай обо мне, миссис Мак-Гилликади.
— Да, Кларенс.
Пропев куплеты из «Дочки старого Райли», Брайан сказал:
— Ну что ж, неплохо, миссис Мак. Вы, я вижу, практиковались.
117
Венустиано Карранса (1859–1920), один из лидеров мексиканской буржуазной революции 1910–1917 годов, с 1914 г. временный президент, ас 1917 г. президент Мексики.