Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
— У маленьких кувшинчиков большие ушки, — спокойно ответил Теодор. — Доктор Джонсон, терапию моего времени не труднее изучить, чем вашу; она даже проще, поскольку в ней меньше эмпирического и она базируется на разработанной до мелочей, тщательно проверенной теории. Опираясь на эту логически верную теорию, вы могли бы очень скоро усвоить все новые достижения и быстро перейти к клинической практике под руководством наставника. Вам это было бы нетрудно.
— Черт возьми, сэр, но у меня никогда не будет такой
— Я вам ее предлагаю, доктор. Мои сестры будут ждать меня на условленном месте в Аризоне 2 августа 1926 года, через восемь лет. Если вы пожелаете, я буду счастлив взять вас с собой в свое время и на свою планету, где вы сможете заняться терапией — проблем не будет: я там председатель правления медицинской школы. А потом вы сможете остаться на Терциусе или вернуться на Землю, если захотите, — в то же время и место, из которого отправились, но с пополненным образованием, омоложенным телом и с обновленным желанием жить — таков побочный, но прекрасный эффект омоложения.
Лицо отца приняло странное отрешенное выражение, и он прошептал: «…берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира…»
— «… и славу их», — закончил Теодор, — Матфей, глава четвертая, стих восьмой. Но я не диавол, доктор, и не предлагаю вам ни бегства, ни власти, только свое гостеприимство после того, как пользовался вашим, да еще возможность освежить ваши знания. И совсем не обязательно решать сегодня — у нас еще восемь лет впереди. Можете отложить решение до последней минуты. На «Доре» — это мой корабль — места хватит.
Я положила руку отцу на плечо.
— Отец, ты помнишь 1893 год? Врач, обучавший отца медицине, — пояснила я Теду, — не верил в существование микробов, а вот отец после многих лет практики отправился в Северо-Западный университет поучиться современной бактериологии, асептике и тому подобным вещам. Отец, сейчас тебе предлагают то же самое — и какая невероятная возможность! Отец согласен, Теодор, — просто он иногда не любит признаваться в том, чего ему хочется.
— Не суйся не в свое дело, Морин. Тед сказал, у меня есть восемь лет на размышление.
— Кэрол не надо думать восемь лет. И мне тоже! Если Брайни разрешит — и если Теодор вправду может доставить меня обратно в тот же день и час…
— Могу.
— И я увижу Тамару?
— Ну конечно.
— Ох! Брайан? Я только съезжу и вернусь в тот же день…
— Ты можешь отправиться с ней, Брайан, — заметил Теодор. — Погостите у нас несколько дней или месяцев и в тот же день вернетесь.
— Ах ты, Господи! Сержант, нам с тобой еще войну надо выиграть. Нельзя ли отложить все это до возвращения из Франции?
— Разумеется, капитан.
Не помню, как разговор перешел на экономику. Сначала я поклялась молчать о периодах женского плодородия, но при этом скрестила пальцы.
Не помню, чтобы когда-нибудь пользовалась резинкой после того, как Теодор рассказал мне о календарном способе предохранения, или чтоб мне не удалось выбить чек, когда я того хотела.
Размышляя обо всем этом, я вдруг услышала:
— Двадцать девятого октября 1929 года.
— Как так? — брякнула я. — Ты же сказал, что возвращаешься к себе второго августа двадцать шестого года?
— Слушай, о чем говорят, морковка, — сказал муж. — В понедельник будет контрольная.
— Я говорил о Черном вторнике, Морин, — пояснил Теодор. — Так назовут в будущем величайший за всю историю биржевой кризис.
— Такой же, как в девяносто седьмом?
— Не знаю точно, что произошло в девяносто седьмом — я, как уже говорил, подробно изучал только историю того десятилетия, которое намеревался провести здесь — от окончания войны до Черного вторника 29 октября 1926 года. Эти десять лет после Первой мировой войны…
— Стойте-ка! Вы сказали «Первой мировой войны», доктор? Первой?
— Доктор Джонсон, кроме этой золотой декады — с 11 ноября 1918 года по 29 октября 1929-го — вы будете воевать все столетие. В 1939 году начнется Вторая мировая война — еще дольше и страшнее этой. А более мелкие войны будут вестись на протяжении всего века. Следующий же век, двадцать первый, будет еще хуже — и намного.
— Тед, — сказал отец. — В тот день, когда объявили войну, ты просто говорил то, что знал. Да?
— Да, сэр.
— Зачем же ты тогда пошел в армию? Это не твоя война… капитан Лонг.
— Чтобы завоевать ваше уважение, пращур, — очень мягко ответил Теодор. — И чтобы Морин могла гордиться мной.
— Мррф! Ладно! Надеюсь, вы не пожалеете об этом, сэр.
— Никогда.
Четверг был хлопотливый день. Элеанор и я — с помощью всех моих и ее старших детей, с большой помощью сержанта Теодора, ставшего моим адъютантом (он называл это «собачьей вахтой», и отец тоже, но я не давала им вывести меня из себя), с некоторой помощью от наших мужей и от отца — за сутки подготовили церемонию венчания.