Та, что гасит свет (сборник)
Шрифт:
— Да есть все, но тебе в твоей ситуации надо что-нибудь крепкое. Виски, водку, коньяк…
— Виски? Отлично, буду виски.
— А я выпью вина, у меня своего рода тоже праздник.
— Какой?
— Один момент, приду, расскажу. Дыню домой возьмешь или здесь съедим? А то у меня фруктов нет.
— Да какой домой, давай здесь!
— Отлично! — Борис Антонович поставил на столик бутылку виски, откупорил вино, принес бокалы, очищенные дольки дыни и уже с месяц валявшийся в кухонном шкафчике «Чернослив
Он налил Наташе виски, а себе вина, произнес короткий тост в честь дня рождения своей новой знакомой. Выпили, она показала — давай еще. Опять выпили.
— На который час такси вызывать? — спросил он, закусывая дыней.
— Это намек? — нахмурилась гостья. — Мне пора?
— Да ты что! — чуть не поперхнулся Борис Антонович. — Я думал… Я считал…
— У меня день рождения. Дома пьяный отец и злая мать. С подругами мы договорились на воскресенье. Меня пригласил в гости приличный человек, душевно поздравил меня на рабочем месте. Наверное, я тебе понравилась, да? Заботишься, чтобы я не простудилась, поишь виски и кормишь дыней. Куда мне, блин, торопиться? Надоем, тогда и выгонишь.
— Не надоешь! — покраснел, как рак, Борис Антонович. — Не выгоню!
— Тогда давай еще по маленькой и расскажи мне о себе.
Борис Антонович заметался по комнате, отыскал на кухне старые-престарые, с въевшейся пылью, свечи. Поставил их в подсвечники, зажег. Вытащил с балкона давно забытую за ненадобностью вазу и поставил в нее Наташины цветы. Та даже захлопала в ладоши:
— Это чудо какое-то, что я тебя встретила! У меня настоящий праздник! Выпьем!
— Выпьем! — не заставил себя ждать Борис Антонович.
Близость молодого роскошного тела гостьи пьянила во сто крат сильнее тех трех бокалов «Риохи», которые он опустошил один за другим. Мысли беспорядочно метались в его голове: «Нет, это происходит не со мной… Все же придется вызвать такси… Вряд ли она останется со мной на ночь… Этого не может быть!» Он вновь наполнил бокалы, от волнения его рука дрогнула, и он чуть расплескал вино.
— Я курить хочу, — сказала Наташа. — Где у тебя покурить можно?
— На кухне, наверное, — пожал он плечами.
Вышли из комнаты.
— Да… — протянула Наташа, окинув взглядом кухню. — Вроде все есть, но как-то уж очень неуютно. Ты холостяк? — Она достала сигарету.
— Да. И никогда не был женат. А ты почему развелась?
— А почему молодые пары разводятся? Он бухал, неделями не появлялся, а я гуляла.
— Как это — гуляла?
— Ну, спала с другими мужчинами. — Заметив недоуменный взгляд Бориса Антоновича, добавила: — Ну, я молодая, сексуальная, я многим нравлюсь, очень люблю секс. А когда твой благоверный не просыхает и сам где-то носится с проститутками… В общем, не сложилось. К обоюдной радости… — Наташа раздавила окурок в
— Конечно…
В комнате Наталья прошлась вдоль стеллажей, забитых книгами от пола до потолка.
— И ты все это читал? — обернулась она к нему.
— Нет, не все, конечно. Есть особые экземпляры. Вот, — указал он пальцем. — Вот еще… Берегу на потом, откладываю удовольствие.
— Ты от чтения получаешь удовольствие?
— Огромное. Когда в руки попадает редкая книга, то весь трясешься, прежде чем откроешь первую страницу.
— А чем ты занимаешься?
— Преподаю в университете, но это так, хлеб насущный, даже не карьера. Больше перевожу, в основном с португальского. И денег больше, и иногда такое счастье доставляет — словами не передать.
— Расскажи, пожалуйста.
— Ну, молодым зеленым студентом я попал на древнегреческий семинар к члену всевозможных королевских научных академий Михаилу Анатольевичу Гарнцеву. Мне понравилось, как он критиковал перевод Грузинского «Илиады» Гомера. У того в колеснице спица, раскаляясь от трения, «пела». Но ведь раскаленный металл не может «скрипеть» и вообще издавать звуки, правильно? Значит, и петь тоже. Ну и так далее, в том же духе.
— Не очень понятно. А почему именно португальский?
— Да им мало кто тогда занимался, а я не то чтобы выделиться хотел, просто зацепило, как первая любовь. Понимаешь?
— Любовь — это я понимаю. Выпьем?
Выпили.
— Слушай, — сказала она, отправляя в рот сразу два кусочка дыни один за другим, — день был тяжелый. Можно, я пойду в душ? У тебя найдется чистая одежда?
— Есть халат, я им не пользуюсь.
— Отлично! Заодно из ванной маме позвоню, чтобы тебя матом не смущать.
Борис Антонович только вздохнул. Пока из ванной раздавался плеск воды, он тупо рассматривал свои кроссовки — снять, не снять? Да ну их к черту! Шила в мешке не утаишь. Он постелил свежее белье, перенес в спальню свечи.
Наташа выпорхнула из душа влажная, маняще пахнущая, возбуждающая. Она сразу положила руки ему на плечи и поцеловала.
— Теперь ты.
— Да, да, конечно…
Борис Антонович тер себя мочалкой так, будто месяц в кемеровской шахте провел. Сполоснулся, обернулся полотенцем, вышел.
— Сюда, сюда, я здесь, — раздался голос из спальни.
Борис Антонович неуверенно вошел — царица, богиня! Какая там Афродита, какая Маха обнаженная, какая Венера Боттичелли! Лег рядом, попытался натянуть на себя одеяло…
— Зачем? — удивилась Наташа. — У тебя и так жарко. — И она принялась его нежно целовать и слегка покусывать. Он тоже старался в долгу не остаться, но тут, в самый ответственный момент, она отстранилась от него:
— Презерватив доставай…