Та еще семейка
Шрифт:
— Обидно, конечно, что мы этих паскуд — Кулькову и Хлупина не посадили.
— Хлупин-то исчез. Растаял в один прекрасный день, как снег под солнцем. И чую я, Валерий Фомич: Хлупин убит.
— Я тоже почему-то в этом уверен. Некому теперь проводами к батарее пристегиваться. Вот видишь, Андрей, справедливость восторжествовала. Преступники наказаны.
— Справедливость восторжествовала бы, Валерий Фомич, если бы мы их задержали, предъявили обвинение и на основании наших следственных действий они получили бы срок.
— Бы… бы… — передразнил Сидорин. — Если бы да кабы… Бабу бы. Ладно, разберемся.
В последующие
За некрашеной оградой, на надгробии Всеволода Васильевича Слепакова помпезно возлежал букет дорогих гербер, ирисов и хризантем.
— Откуда это? — удивился Дмитрий Ряузов, подходя к могиле отца.
— Наверно, его друг положил. Полный такой, помнишь? — предположила Нина Филипповна.
— Неужели не забыл, когда у отца день рождения?
— Значит, знает. Хороший человек. — Нина Филипповна положила рядом с роскошным приношением Антона Квитницкого скромные, но тоже хорошие розы. Пригорюнилась, достала платок, всхлипнула. Сняв большие очки, вытерла глаза.
Появился молодой священник с русой бородкой в темном будничном облачении. С ним пришли две пожилые женщины — церковные певчие. Священник проверил угольки и ладан в кадиле, звякнул цепочкой и, взмахнув осторожно, создал над надгробием Всеволода Васильевича кудреватый сладкий дымок.
— Зажигайте свечи, — сказал он веселым тенором.
Когда панихида закончилась, священник произнес несколько ободряюще-напутственных слов. Деловито принял плату и быстро пошел между оградами, держа на весу кадило и прижимая требник к груди. Дмитрий расплатился с певчими. Нина Филипповна испытывала умиление, перекрестилась.
— Ну вот, все как ты хотела, мама, — произнес Дмитрий, когда они остались одни, и он взял ее под локоть.
— Нет, я еще скажу, — дрожащим голосом заговорила Нина Филипповна, высвобождая локоть и наклоняясь к надгробию. — Прости нас, Сева, если мы в чем-нибудь перед тобой виноваты. И я прощаю то неприятное, что было когда-то между нами. Прощай. — Нина Филипповна убрала погашенные огарки в пакет.
— И я выполнил обещание, — добавил Дмитрий, его лицо стало сумрачным, как показалось Нине Филипповне.
— Что ты выполнил, Дима? — встревоженно спросила она. — Все мы грешные и смертные, надо прощать людям.
— Я не умею прощать врагов.
— Ну, хорошо, хорошо. Не стискивай зубы, прошу тебя.
— Если когда-нибудь позвонит капитан Маслаченко, не упоминай о том, что я сейчас сказал.
— Это может иметь для тебя плохие последствия?
— Да нет, не думаю. Но лучше не говорить.
— Ах, Дима, Дима… — снимая очки и прижимая к глазам платок, волновалась Нина Филипповна.
Дмитрий
— Все нормально, мама, — сказал он.
— Как ты все-таки похож на отца… А чем-то совсем другой.
— Я бы не дал загнать себя на крышу, — жестко заявил юноша.
А вскоре случилось нечто невероятное. В одном районе города к зданию суда, где предстояло слушание очередного уголовного дела, подъехала наглухо закрытая служебная машина. Остановился этот современный «воронок» у специального входа, при жутком снегопаде и порывистом ветре. Створки задней дверцы своеобразного транспортного средства распахнулись. Вылез в пургу сержант в зеленоватом бушлате, с автоматом, висевшим на плече прикладом вверх. Потом, согнув длинное туловище, явилась черноволосая женщина в брючном костюме, а поверх него в демисезонном пальто. Затем вылез еще один солдат, безоружный. Он стал возиться со створками железного кузова, намереваясь их закрыть. Тем временем из кабины возник лейтенант с пистолетом в кобуре и, не глядя на женщину, шагнул к входу в районный суд. Казалось бы — чего особенного? Ну, привезли обвиняемую к судебному заседанию под конвоем. И — что же? А то: нечего выпускать обвиняемых даже на одну минуту из-под контроля при такой яростной метели. И вот почему.
Из сплошного белесого месива отчетливо проявились темные человеческие фигуры. Одна из них треснула чем-то по голове лейтенанта, отвернувшегося к входной двери. Другая ткнула неизвестным предметом сзади автоматчика, из-за чего тот уронил свое табельное оружие. А третья просто дала пинка солдату, возившемуся со створками машины. Ну а четвертая фигура подскочила к женщине в демисезонном пальто и увлекла ее за собой сквозь рассыпчатые волны бушующей стихии. А на снегу остались лежать конвоиры, между которыми суетился прибывший вместе с ними шофер.
Сначала четверо мужчин и высокая брюнетка ехали по городу в подержанных «Жигулях». В неизвестном переулке таинственная компания пересела на громоздкий джип, а «Жигули» оставила рядом с магазином «Все для рыбалки». Через полчаса женщина с одним из мужчин пересели в «Пежо», причем брюнетка при помощи парика стала блондинкой, а демисезонное пальто поменяла на дорогую зимнюю куртку, отороченную красной лисой. «Пежо» долго петлял по каким-то отдаленным пригородным поселкам, пока наконец не въехал в предупредительно распахнувшиеся ворота. Из «Пежо» появились мужчина с незапоминающейся внешностью и высокая женщина, похищенная из-под носа правоохранительных органов. Они поднялись на крыльцо дачи, постучали и вошли внутрь. Оказавшись в элегантно обставленной комнате, предстали перед хозяином.
Сопровождающий сказал солидному, восточному на первый взгляд человеку с сединой и усами серпом:
— Доставили, Стефан Георгиевич. Дама, сами видите, в полном порядке.
— Осложнения были?
— Никаких. Все — как по нотам.
— Прекрасно сработано, — подтвердила замаскированная под блондинку брюнетка.
— Надеюсь, хвостов нет? — допытывался солидный человек с усами серпом.
— Трижды проверено. Чисто, Стефан Георгиевич. Что еще?
— Свободен. И остальным передай: молодцы, договоренная плата обеспечена. Подскочите к Турвину, получите у него, гуд-бай. А вам, госпожа Илляшевская, я предлагаю присесть и выпить глоток коньяка.