Та еще семейка
Шрифт:
— Испугал… — захихикал старик. — Ой, испугал…
— Я вообще-то любил на зоне в девятку играть… Сами рисовали… — Невысокий парень сдвинул на затылок плоскую кепку, высвобождая чернокудрявый чубчик. — Но на интерес…
— Да какие теперь игры, какие игры… Берите из колоды… — Старик набрал карты, поднял седоватые брови, озабоченно почмокал. — Ух, масть пошла.
В обитую железом дверь стукнули, вошел кто-то высокий. На лицо падала тень, руки вошедший держал в карманах пуховика.
— Здравствуйте, — сказал он глуховато, будто хотел изменить голос.
— Привет. А, это ты, друг, — со спокойным радушием произнес
— Да нет, я спешу. Ну как, возьметесь?
— Пожалуй, не возьмемся. Что-то зашевелилась кругом всякая агентура. Менты переодетые, осведомители… Некоторых я засек, а некоторых не знаю. Кого они ищут — непонятно. Может, из-за старухи?
— Ну, это вряд ли… — Старик положил карты на стол картинками вниз. — Из-за старухи не будут такую бучу подымать.
— За старуху он вам заплатил? — Высокий у двери говорил также глуховато.
— Заплатить-то заплатил. Только… какие это деньги! Да, по правде говоря, мы и тех не отработали. Опередил кто-то нас. И когда телевизор рванули, и теперь…
— Опередил? — удивился высокий, по голосу стало понятно, как его взволновало сказанное мужчиной в куртке.
— Ну да. Мы честно работаем. А тут работа не наша. Видать, он перестраховался, еще кого-то пригласил. И деньги нашлись на заказ. — Мужчина тоже положил карты и разлил оставшуюся водку по стаканчикам. — Выпьешь грамульку? Ну, как хочешь. — Он опустошил свой стаканчик, положил в рот кусок колбасы, прожевал. Остальные игравшие последовали его примеру.
— Мне как быть-то? — спросил высокий. — Я хорошо оплачу, не сомневайтесь.
— Нет, сейчас нельзя. Может быть, потом когда-нибудь. А если у тебя горит, сделай сам. Делов-то. Ты вон здоровый. Пихнул и с концами. — Крупный подтолкнул чернявого парня. — Витек бы сумел, но ему сейчас светиться не следует. Недавно у него была серьезная операция. Так что осуществляй, так сказать, лично. Он каждый день бегает.
— Маршрут покажете?
— Витек тебя проводит. Ты на машине? Вот и съездите, посмотрите.
— Сколько с меня?
— Отдай Витьку три тысячи, и будем в расчете.
Чернявый парень поправил кепку, застегнулся. Встал, подошел к высокому в пуховике.
— Не нервничай, все сойдется.
Когда Витек и высокий ушли, мужчина в хрустящей куртке загадочно сказал:
— Так лучше будет. А то он что-то последнее время суетился много. Договаривался со всеми, внимание привлекал.
— Ну и пора ему, не жилец уж, — подтвердил старик.
В один из первых мартовских дней, предшествовавших Международному женскому дню, на строгинском берегу Москвы-реки, окаймленном бетоном, было бело и чисто. Из серых облаков начал сыпать снег, потом разошелся и повалил густо. Ни одного обывателя, гуляющего с детьми или собаками, не просматривалось в этом глухом месте, отделенном от прочего мира рекой и лесистым откосом, забранным непроницаемыми оградами правительственных дач.
Неожиданно появилась одинокая фигура бегуна. Невысокий худощавый человек в вылинявшей футболке, спортивных штанах, кедах и шерстяной шапочке неторопливо бежал по краю берега вдоль бетонного обрамления. Через некоторое время от залепленного снежной кашей дерева отделился высокий силуэт в синем лыжном костюме и так же размеренно двинулся следом за бегуном. Снег валил все гуще, и скоро
Через минуту высокий настиг невысокого бегуна и резко его толкнул. Человек в вылинявшей футболке упал вниз и, пробив тонкий лед, опустился глубоко в воду. Однако его запрокинутое, красно-сизое лицо с зажмуренными глазами и открытым ртом скоро показалось в черной воде. Человек взмахивал руками, стараясь ухватиться за малейший выступ бетонированного берега. Но отвесная стена, покрытая ледяной коркой, не давала тонущему зацепиться. Лед крошился под его ногтями, и, чуть приподнявшись, он обрушивался обратно в реку.
Прошло несколько минут исступленной борьбы за жизнь. Тонущий человек, в очередной раз показавшись из-под воды, издал захлебывающийся сиплый крик. Уйдя снова под воду, он уже не мог вынырнуть. Только рука судорожно хватала воздух, потом и она скрылась. Несколько секунд были еще заметны пузыри и волнение воды, после чего в пробитой падением полынье установилась черная гладь.
Пушистый снег продолжал лететь с низкого неба, будто опуская глухую белую завесу, в которой вязли звуки и пропадали очертания предметов. Куда девался высокий в синем костюме, понять было невозможно. Тем более что невольными свидетелями происшедшего оказались только вороны да большой дятел, стучавший на сосне рядом с Троицкой церковью.
Спустя месяц участковый инспектор Маштаков, тот самый, которого перед смертью так невежливо обозвала старуха Кулькова, заявил в полицейское управление об исчезновении пенсионера Хлупина. Но поскольку по всей России сейчас пропадают тысячи граждан, полиция отнеслась к заявлению участкового инспектора спокойно. В соответствующем отделе завели дело, чтобы через полгода объявить Хлупина во всероссийский розыск.
Когда об этом сообщении участкового случайно услышал капитан Маслаченко, он нахмурился, и брови его при этом соединились в единую горизонтальную линию. Светловолосый симпатичный капитан подумал и позвонил в комнату, где сидел майор Сидорин. В трубке в ответ на сказанное капитаном Маслаченко раздался раздраженно-усталый голос:
— Одной сволочью стало меньше.
— Нет, вы подумайте, Валерий Фомич. Что же получается? Мы знали виновных в самоубийстве Слепакова, а доказать ничего не могли. Виновные остались на свободе и жили без всякого для себя ущерба. И вдруг — как посыпалось: взрыв телевизора у Кульковой… она выжила только чудом…
— Мать ее растак, — прибавил Сидорин.
— Ладно, хорошо. Комитетчики задержали в третий раз Илляшевскую. Взяли с поличным. Суда ей не миновать. И от срока она тоже не увильнет. Хотя…
— Гы-и… — жутко, будто косматый леший, гоготнул в трубку Сидорин. — Вот именно «хотя»…
— Но все-таки, по закону, это официальный конец «Золотой лилии».
— Ах, как приятно слышать. Прямо ласкает слух. Жаль, Галя не увидела…
— Галя? Да, — вздохнул Маслаченко и продолжал: — Не так давно «Газель» убивает Кулькову. И в случае с телевизором, и в случае с «Газелью» свидетели указывают на малорослого парня с черными волосами. Я грешил на друга Дмитрия Ряузова, на Ардаматского. Мотивация есть все-таки: месть за отца лучшего друга. Проверял, перепроверял. Но у него железное алиби. Тогда кто укокошил Кулькову? Есть ответ? Нет ответа. Абсолютный «глухарь». И какие-то совершенно неуловимые мстители.