Та, которую я...

Аверков Дмитрий

После третьей рюмки она внезапно спросила тихим голосом:

— Вы возьмете меня? Овладеете мною?

— Непременно, — ответил я, показывая всем своим видом ее обреченность, но тут же попытался придать себе ворох фальшивых достоинств, чтобы хоть как-то утешить ее. — А знаешь, чего ты избежала сегодня? И так случилось только из-за меня… Там девиц голыми гоняли на площади у всех на виду…

— Мне раздеться? — помедлив, едва слышно уточнила она.

Я подумал, что любой девице хочется впервые раздеться перед мужчиной как-то празднично. Потому и не стал ей помогать — набрасываться и срывать с нее одежду,

как, наверное, надо поступать, едва только получишь сигнал от девицы о ее готовности. Пусть сама обнажается, как пожелает.

Я молча кивнул. Разделась она быстро. Теперь уже не прикрывалась, а лишь замерла, потупив свои темные очи.

Тут уже мне не хотелось терять ни секунды. Чтобы не натыкаться на ее жалобные глаза, глядящие на меня с укором, я развернул Виолетту и нагнул…

И вот она такая — тонкая, звонкая и беспомощная — попала в мои хищные руки. Ну а что? Взял за тело — делай дело. И я делал. Стараясь не усугублять. Помягче, да понежнее…

Никакого сопротивления моя пленница не проявляла: ни внешнего, ни внутреннего. Видимо, алкоголь сыграл свою роль.

И всё бы было хорошо, если бы не казус…

Вот что это за дурацкое желание? Это у всех девиц такая привычка — оборачиваться во время совокупления? Марфуша меня такими вывертами головы и пронзительными взглядами, когда я был сзади, очень доставала. Что они хотят увидеть: безудержную животную страсть или закатившиеся от умиления глаза?

Или просто довольную мужскую физиономию? Ну, это и так понятно. Не хотел бы, так и не пристраивался бы.

Самому-то всё равно, что там у тебя на физиономии вырисовывается. Таким мелочам не придаешь никакого значения, главное — процесс. А женщине, видать, одного процесса — мало…

Только отвлекают. Мешают сосредоточиться.

Так ладно бы только этот поворот головы. Казус заключался в другом: глаза Виолетты были далеко не жалобные. И никакой укоризной в них даже не отсвечивало. Напротив они пылали демоническим огнем…

И только сейчас я стал соображать.

Вот что на самом деле произошло! Я всё выдумал. Увидел то, что хотел, хотя ничего подобного и не было вовсе. И теперь передо мною проявилась в полной мере банальная реальность.

Виолетта, возбужденно дыша, увлеченно подмахивала. И всё говорило о том, что она подошла к процессу со знанием дела. Да и встречала она меня, сидя не на стуле или в кресле, а сразу прямо на кровати. И невербальные знаки ее тела просто вопили мне о том, что она заждалась и давно готова к соитию. Но я ведь не заметил очевидного.

Я смотрел и видел совершенно другое!

Так что внешний вид человека зачастую обманчив, я в этом уже убеждался. К тому же если ты сам стараешься чего-то там домыслить, приукрасить, добавить вымышленных нюансов…

Моя воображаемая картинка вмиг потухла, и от удара разочарования потух и я — ослаб и обмяк.

Выждав немного, Виолетта развернулась, высунула невероятно длинный язык, и игриво коснувшись им кончика своего носа, сказала:

— Давай я сама.

Она неспешно опускалась вниз по моему телу. Я чувствовал ее горячее дыхание и умопомрачительные прикосновения влажных губ.

Мешать я ей не стал…

* * *

Влетев к графине, я желал

немедленно прояснить ситуацию: оправданы ли мои догадки? Подстроила ли всё это Агата?

— Ох, как от тебя разит! — не дав мне сказать и слова, поморщилась аристократическая особа.

— Перегаром? — мой пламенный настрой мгновенно угас.

— Развратом! — хохотнула графиня, радуясь своей удачной шутке. — Ну, рассказывай. Доволен девицей? Что ты такой взъерошенный? Не по нраву она пришлась? — ей, видно, понравилось хохмить: — Так есть дедовский способ — платок девахе на физию набросил и занимайся своим делом в охотку. Ну и что же что рожа не мила, как говорится, было бы куда…

— Да не в том дело, — буркнул я, сбитый с толку. — Только не такая она… какая-то…

— Еще бы! — театрально всплеснула руками Агата. — Я же для тебя городскую подыскала. Не могла же я допустить, чтобы тебе попалась дурочка деревенская, которая вдруг в последний момент вздумает ожесточенно отстаивать свою девичью честь. Да еще и ума у нее хватит сподобиться на членовредительство. А ты мне живой и здоровый нужен. Или какая-нибудь зажатая неумеха попадется и только расстроит тебя, а мне надо, чтобы ты хорошо веселился. Времени мало осталось, а ты меня еще не простил. Или простил уже? Может, желаешь другую девицу? Кстати, у тебя ведь всё там выросло и звенит? А то тогда на ручье, я аж засомневалась в твоей дееспособности. Вел себя не так, как обычно ведут себя «членоносные». В целом, конечно, было похоже на поведение самца, но всё же как-то неубедительно…

— Еще как звенит и всё выросло, — отозвался я, скривившись. — Но так ведь нельзя…

— Ой, да ладно! — отмахнулась графиня. — Пленница или горожанка: каждая из них будет не против, чтобы ты ее за задницу ухватил, ну и всё прочее. Я же им заплачу или прикажу просто. Или ты о чём-то другом?

Конечно, о другом!

Вот только я уже и сам не понимал, о чём я хотел сказать. И чем я, собственно, недоволен? Что я желал, то и получил, к тому же в качественном исполнении и в весьма симпатичной «обертке». А если придумывал себе что-то этакое, так это только мои проблемы. Причем тут графиня?

Хорошо, что вовремя остановился. Иначе наговорил бы сейчас Агате глупостей, а потом жди, как бы боком мне же не вышло.

— Зашел поблагодарить, — пересилив себя, мигом поменял тон и суть разговора. — Так когда, ваше сиятельство, откроете мне свои загадочные планы?

— Скоро, — с одобрением взглянула на меня знатная дама. — Боюсь, не совсем ты еще дозрел. Развлекайся пока.

Я выскочил на улицу, радуясь благосклонности и столь вычурной щедрости взбалмошной аристократки, которая совсем недавно желала унизить меня донельзя, а теперь вдруг неожиданно перевоплотилась в мою заботливую опекуншу.

Случайно наткнулся на Пахома. Он, отводя глаза в сторону, с холодной отчужденностью размеренно произнес:

— Ты это… Спасибо тебе, конечно, но больше так не делай. А то мои боевые товарищи перестанут меня уважать. Уже косятся и завидуют. Не надо мне более таких «подачек». Усёк?

— Усёк, — согласился я.

Желает он, как и все, стоять в общей очереди, ну и пусть себе стоит. Мне какая разница? Я уже и сам подумывал, что напрасно так поступил. Но ведь пообещал ему в запале, что помогу. Вот и помог. На свою голову.