Та, кто приходит незваной
Шрифт:
– Твоя жена чуть не умерла! И на собственного сына тебе плевать?..
– Лиля! Ты… Вот стерва ты все-таки. Ты могла прийти и в глаза мне сказать все это? А не так, по телефону: «О, Женечка, дорогой, мы должны расстаться, я поняла!»
– Если я тебя живьем увижу, то я не смогу и слова сказать. Мне так проще – по телефону.
– А мне – тяжелее. Что ты со мной делаешь, что ты со мной делаешь…
– Ты сможешь без меня. И я без тебя тоже смогу, – мрачно возразила Лиля.
– Ну и иди ты к черту. Провались! Блин, ты чудовище, ты садистка, ты сука, ты… –
Евгений больше не стал перезванивать. Лиля почему-то ждала, что он перезвонит, но этого не случилось. «Я смогу без него, – мысленно сказала она себе. – Вот я сделала шаг. Еще шаг. Я иду. Я иду без него. Еще шаг. Через тысячу шагов мне станет легче. Через десять тысяч мне уже не будет столь мучительно больно. Я буду идти и идти. Пока мне не станет совсем легко… И я тогда перестану думать о Жене. Ведь рано или поздно оно наступит, это время, когда я буду жить, не любя его».
Лиля шла по Бульварному кольцу и сама себя уговаривала что она сможет жить без Евгения, без встреч с ним.
Быстрое движение успокаивало.
Лиля отмахала один бульвар, потом другой.
Она заставляла себя смотреть по сторонам, мысленно комментировать то, что окружало ее в данный момент.
Листья с деревьев совсем облетели. Это значит – уже поздняя осень. Скоро снег пойдет. Потом Новый год. Потом январские праздники. Потом двадцать третье февраля. Восьмое марта… Интересно, к какому из праздников станет легче дышать? К какой дате она перестанет думать о своем возлюбленном?
Бульвары были разными. Каждый – со своим настроением, атмосферой. Богемный Гоголевский. Лиричный Никитский. Аристократический и пафосный Тверской. Серьезный Страстной. Камерный Петровский…
Лиля не шла, а почти летела. Ей хотелось устать, сбить ноги в кровь, но нет, не получалось, прохладный осенний воздух бодрил, давал сил.
Очередной бульвар закончился, надо было идти на переход. А напротив – театр.
Проходя мимо, Лиля машинально скользнула взглядом по афише и невольно вздрогнула. Какое-то наваждение… «Автор пьесы – Евгений Лазарев». Хотя чего тут удивительного, в нескольких театрах идут его пьесы, Женя говорил.
Правда, Лиля не видела ни одной. «А почему не сходить?» – внезапно загорелась она.
Билетов в кассе не оказалось, но какая-то женщина на углу продавала с рук – и Лиля купила.
В театре она сто лет не была, тем более одна. Но отчего не начать? Она не может встречаться с Евгением, но кто запретит ей смотреть его пьесы? Втайне Лиля надеялась, что пьеса заставит ее заскучать, что актеры будут играть плохо, что сам текст покажется глупым и вялым – словом, произойдет нечто, что заставит ее разочароваться в Евгении.
Но нет. Как назло, постановка оказалась великолепной, актеры (в том числе и несколько знаменитых, любимцев публики) играли прекрасно, а сама пьеса – выше всяческих похвал. Чудесная, тонкая, печальная и смешная история о жизни москвичей, соседей по лестничной площадке. Только очень умный, очень чувствующий человек мог
Лиля даже не заметила, как проскочило два часа.
…Толпа зрителей вынесла ее на Бульварное кольцо в десятом часу. «Что же я делаю, совсем дурочка – хочу забыть о нем поскорее, а сама пошла в театр, на его пьесу…» – корила себя Лиля.
У нее возникло ощущение, словно она с Евгением сейчас пообщалась. Это он говорил с ней, это были его мысли, его слова…
Он везде. Куда ни пойди в Москве – везде он, все напоминает о нем. И воздух – тот же самый, которым и он, ее возлюбленный, дышит. Поэтому как забыть его, Евгения, как не впустить в легкие горький московский воздух?
И само Бульварное кольцо выглядело театральной декорацией. Особняки с обеих сторон, то старинные, то современные, деревья укутаны светодиодными гирляндами… Красота невероятная.
Если бы с ним сейчас… С ним бы, с Евгением, идти по Бульварному кольцу и говорить, говорить…
С ним, только с ним, разделить этот чудесный вечер.
А никак. А нельзя.
Лиля шла вперед, иногда замечая, что бормочет вслух, словно городская сумасшедшая.
Домой она пришла поздно, измотанная пешей прогулкой, и повалилась спать.
Как хорошо, что Сергей даже говорить с ней не стал. Тогда бы Лиля точно разрыдалась…
Ира после того знаменательного объяснения с мужем, после того как пыталась отравиться таблетками, чувствовала себя почти контуженной – не слышала, не замечала многого, в голове шум и звон. Нахамила худруку. Случайно, не собираясь хамить.
Он во время репетиции (ставили детский спектакль, «Снежную королеву» к Новому году, Ира играла мальчика Кая) наехал на нее, из серии – не так стоишь, не так ходишь по сцене, а она ляпнула:
– А вы-то откуда знаете, как правильно?
Получилось, что вроде как сомневается в его профпригодности. Худрук аж позеленел.
Потом Юрасова, которая в спектакле исполняла роль Снежной Королевы, шепнула ей на ушко с печальным злорадством:
– Ну все, Ирка, пиши заявление об увольнении по собственному желанию…
Ире было все равно. Вернее, она не чувствовала боли, словно кто-то вкатил ей под кожу огромную дозу анестетика (хоть режь, хоть топором руби после того, все вытерпит). Но там, в глубине рассудка, все же зашевелилось сожаление: «Ой, что я делаю, правда…»
Когда Ира шла домой после репетиции, то почувствовала, как анестезия, державшая ее в плену, кажется, постепенно стала отходить, потому что Ирина вдруг снова задумалась о своей судьбе. «Если меня из театра выгонят, то что делать? Другое место искать? А кому я нужна, в свои тридцать восемь лет… Роли детей играть поздно, старух – еще рано. На что жить?»
На мужа Ира особо не надеялась. Он, судя по всему, находился во власти страстей. Формально – да, общался с ней, со своей женой, был вежлив и предупредителен все эти дни после решающего объяснения, но таким холодом веяло от Евгения… Вот кто на самом деле Кай! А та Лиля – Снежная королева, подчинившая его себе полностью.