Табу и невинность
Шрифт:
Произнесенное им в сейме слово «простите» не содержало в себе ни осуждения ПНР, ни признания далеко не случайного, системного характера тогдашнего зла. Квасьневский осудил методы и попросил прощения у тех, «кто до 1989 г. испытал обиды и бесчестные действия со стороны власти и системы». Лидер Социал-демократии Польской Речи Посполитой (СдПРП) одновременно обращался с призывом к тем людям, которые в годы революции «Солидарности» почувствовали себя «отверженными, чей честный труд и его плоды были поставлены под сомнение», к тем, «у кого отняли достоинство и удовлетворенность достижениями минувших десятилетий». Квасьневский говорил им: «Вы имеете полное право ходить, не опуская глаз. Благодаря вам страна восстанавливалась и строилась, миллионы людей учились, развивалась экономика и народное хозяйство, обеспечивалась внешняя и внутренняя безопасность». Такими должны быть источники гордости и основания для чувства достоинства у его электората – не вновь возвращенный суверенитет, не совместно достигнутая демократия, не болезненные
Вплоть до сегодняшнего дня многие из старо-новых с маниакальным упорством возвращаются к тезису о случайном падении ПНР. «Солидарность» была, утверждает [бывший премьер родом из коммунистов] Лешек Миллер, «очередным движением по реформированию реального социализма». «Социализму да, искажениям нет» – таким вот образом истолковывает устремления общества популярный лозунг эпохи Ярузельского, часто цитируемый старо-новыми. Лозунг, поразительно похожий на формулу Людовика XVIII «l’Ancien r'egime moins les abus» – старый (то есть королевский) порядок, но без злоупотреблений. Такова утопия каждой контрреволюции.
Из подобного видения ПНР вытекает специфическое отношение к проблеме ответственности. Естественно, старо-новые признают необходимость наказать преступников. Однако помимо этого они против всяких попыток разобраться и рассчитаться с гражданами за их прошлое. И высказываются даже за сохранение пенсионных привилегий для работников сферы безопасности, если только тех не поймали в минувшие времена на каком-то конкретном преступлении. Старо-новые считают, что прошлое должно быть исключительно поприщем историков, они выступают сторонниками «нулевого варианта» в области морали. Проблема ответственности является, по их утверждениям, частным делом заинтересованных лиц. «Отчитаться перед своей совестью должен каждый, у кого есть на то желание, поскольку ПНР не состояла из горстки правителей и всех остальных, образующих собой героическую оппозицию», – говорит Александр Квасьневский. Но если все виновны, то виноват ли кто-нибудь на самом деле? Не суди других, ибо ты сам достоин осуждения.
У старо-новых иное видение перемен 1989 года по сравнению с умеренными и радикалами. Они подчеркивают добровольность передачи власти, напоминают о роли «реформистского крыла партии» для рождения демократии. По словам [еще одного бывшего коммуниста, а затем премьера и маршала сейма] Юзефа Олексы: «Демократическое течение в многомиллионной бывшей ПОРП, используя волны общественного недовольства, шаг за шагом ослабляло тугой корсет системы, пока не довело дело до политических перемен 1989 г.». Трудно спорить, что разложение партии и потеря элитами старого строя всякой веры в их историческую миссию сыграли существенную роль в подготовке изменений. Это элемент классического, ленинского определения «революционной ситуации». Однако отсюда очень далеко до позитивной мифологии старо-новых.
В излагаемой ими интерпретации истории можно обнаружить токвилевские элементы. В соответствии с Алексисом де Токвилем, подлинная революция, которую продолжили якобинцы и Наполеон, совершилась уже во времена абсолютной монархии. Ее сущность состояла в уничтожении традиционной общественной организации и институционального порядка, подчинении общества государством, в его далеко идущей централизации. В современной Польше – с точки зрения посткоммунистов – 1989 год лишь ускорил и углубил процессы, начавшиеся значительно раньше. Одни видят момент перелома в политике Ярузельского, другие требуют, дабы рождение III Речи Посполитой датировалось… 1956 годом. Что угодно, только бы релятивизировать, тривиализировать 1989 год! То же самое, хотя и по другим причинам, делают радикалы.
По мнению Збигнева Семёнтковского, [еще одного «бывшего», участника переговоров Круглого стола в качестве консультанта властей, а затем главы МВД и координатора спецслужб], те группы, которые создали Социал-демократию Польской Речи Посполитой, «вписывались в существовавшее в ПОРП с 1956 г. течение исканий и действий, которое довело до детотализации Польши, расширения ее суверенитета и до демократизации власти. Представители этого течения очень активно действовали, встречались, публиковались во внутренних бюллетенях, пытались доставлять различные материалы на письменные столы тех, кто принимал политические решения». Миф о своем «благородном» происхождении является существенным элементом идентичности всякой группы – он служит укреплению ее сплоченности, отвечает на вопрос, что она собой представляет и почему существует. Точно так же обстоит дело и в случае старо-новых. Это правда, что 1980-е годы заметно отличались от 1960-х и 1970-х. Настоящая пропасть отделяет времена сталинизма от Польши после 1956 года. Однако сложность указанного процесса имеет мало общего с тем, каким способом его представляют старо-новые, ищущие для себя пристойные исторические корни.
Старо-новые попрекают иногда людей «Солидарности» нарушением каких-то условий из договоренностей Круглого стола. «Содержащийся там контракт, – неоднократно говорил Юзеф Олексы, – предусматривал, что ПОРП сохранит власть еще на четыре года. А „Солидарность“, располагая влиянием на государство в качестве оппозиции, тем временем
Воля польского общества, выраженная [на первых свободных выборах] 4 июня 1989 года, а также темп перемен, происходящих в мире, привели к тому, что сценарий, предусмотренный в договоренностях Круглого стола, оказался целиком и полностью нереалистичным. Олексы по прошествии лет формулирует обвинения таким образом, как если бы революция 1989 года не вымела из этого региона понятие «ограниченного суверенитета» государств и их граждан.
Отношение старо-новых к периоду 1989–1993 годов амбивалентно. Еще недавно, во время демонстрации 1 мая 1993 года, Квасьневский, обращаясь к своим сторонникам, говорил: «Мы собрались здесь, потому что достояние поколений растрачивается и пропадает впустую». Сегодня он великим событием последних лет, помимо Круглого стола, считает реформы Лешека Бальцеровича.
Другие лица из числа старо-новых воспринимают тот период как катастрофу. В польской революции они видят анахронизмы, возвращение демонов прошлого, клерикализм, провинциализм, попадание в зависимость от Запада и от международных финансовых институтов, убогий капитализм третьего мира… Зато приход к власти старо-новых изображался ими как возвращение к линии разумного, просвещенного, цивилизованного, прямо-таки европейского развития!
В обоих совместно управляющих страной партийных образованиях доминирует сформулированная более или менее отчетливо утопия «третьего пути» – вера, что удастся найти какую-то щель между социализмом и капитализмом, сквозь которую сумеет протиснуться Польша. Близкое этому лагерю видение исторического процесса с эпиграмматической краткостью изложил Ежи Вятр: после тезиса (ПНР) наступил антитезис (правление «Солидарности»), и теперь у нас есть шанс на гегелевской синтез – объединение того, «что является завоеванием последних четырех лет», с тем, что «было ценным и общественно признанным достижением в Народной Польше, – особенно в сфере социальной политики, просвещения, здравоохранения и во многих других областях, где в последнее время мы фиксируем явный регресс».
Тоска по «третьему пути» оказывает влияние на видение ими места Польши в мире. Очень неохотно и с опозданием старо-новые движутся в ту сторону, куда Польша направлялась с 1989 года. Европейское сообщество (сегодня – Евросоюз), а также оборонительные структуры Запада – Западноевропейский союз [57] и прежде всего НАТО – они одобрили с колебаниями и всячески мешкая. Атаки на политику Кшиштофа Скубишевского и Анджея Олеховского [58] , скандальный отчет парламентской подкомиссии сейма по делам кадровой политики в МИДе [59] или словно бы с луны свалившаяся инициатива о «варшавском треугольнике» (который должен был объединить в одну группу Польшу, Германию и Россию) указывают на трудности с преодолением врожденного антизападничества. Когда вся планета взвешивала шансы и угрозы «Партнерства ради мира», премьер-министр польского правительства выступил почти с каламбуром о «партнерстве ради развития», а на вопрос о приоритетах польской внешней политики ответил метафорой про розу ветров и четыре равносильных направления в географии [60] . В то же самое время старо-новые публицисты старались перещеголять один другого в насмешках над Лехом Валенсой, борющимся за наше участие в НАТО.
57
Западноевропейский союз (ЗЕС) (англ. Western European Union, фр. Union de l’Europe occidentale) – организация, созданная в 1948 г. для сотрудничества в сфере обороны и безопасности. Включает 28 стран с четырьмя различными статусами: страны-члены, ассоциированные члены, наблюдатели и ассоциированные партнеры. В течение 2000-х гг., т. е. уже после написания данного эссе, влияние ЗЕС на обеспечение безопасности ЕС последовательно снижалось, большинство его функций брали на себя другие институты, в том числе Лиссабонское соглашение.
58
Соответственно первый и второй министры иностранных дел III Речи Посполитой (в 1989–1993 и 1993–1995 гг.).
59
Этот отчет, подготовленный в основном депутатами от старо-новых, оказался сплошным конфузом и компрометацией – главным образом из-за многочисленных антисемитских инсинуаций на базе туманных сплетен и слухов.
60
Это Вальдемар Павляк (р. 1959) – лидер Польской народной партии; он был премьером в 1993–1995 гг. (получал назначение на этот пост и в 1992 г., но тогда не сумел сформировать правительство). С 2007 г. – министр экономики и вице-премьер в правительстве Д. Туска.