Табу на любовь
Шрифт:
— А если кто-то войдет? — прошептала я.
— Самоубийц нет, — прохрипел Роман, переключая свое внимание на мою рубашку. — Прости!
Я возмущенно пискнула, когда Рома дернул ткань в стороны, срывая пуговицы. Я хотела бы поступить так же с его одеждой, но руки дрожали и тряслись. Да и сил не хватало. Смогла лишь вытянуть тонкую ткань из-за пояса брюк. И мои ладони тут же заскользили по коже, пылающей жаром.
— Раньше я хотел трахать тебя до зеленых чертей перед глазами, — сипло зашептал Роман, фиксируя мою голову ладонями
Я смотрела в его глаза и видела в них не только дикую и безудержную жажду, но и что-то более глубокое. Что-то, чему Рома уже дал определение, принял его и не собирался избавляться от этого чувства, как от ненужной болячки.
Я сомневалась, что мой мозг способен осознавать и анализировать информацию. Но мое сердце верило каждому слову Львовского. Его обжигающий взгляд не мог лгать. Не в эту секунду. Не мне.
— А когда осознал, что тебя может и не быть рядом, то понял кое-что, — еще тише, завораживая меня своим хриплым шепотом, произнес Роман. — Хочу заниматься любовью с тобой.
Слово «любовь», произнесенное Львовским, резало слух. Этот мужчина — не плюшевый мишка, который станет ежесекундно повторять о своих чувствах. Роману легче ругаться матом сутки напролет, чем один раз произнести ласковые признания. Но я полюбила этого мужчину именно таким. И другой мне не нужен.
— Люби меня, Рома, — прошептала я, копируя его жест и точно так же обхватывая его лицо своими ладонями. — Потому что я люблю тебя.
Возможно, мое признание не удивило Романа. Возможно, оно не удивило весь мир. Но взгляд Львовского заполыхал, засверкал яркой вспышкой, атомным взрывом, поглотил меня, заставил трепетать каждую частичку моего тела.
— Иначе никак, — выдохнул он, а в следующий миг набросился на мой рот с той дикой и необъятной жаждой, которая сжигала его и меня вместе с ним.
Стало вдруг неважным, что мы так и не поднялись в спальню, даже не продвинулись вглубь дома, а так и остались на пороге, не сумев отыскать в себе силы, чтобы отсрочить момент взрыва.
Все казалось мелким и несущественным. Остались лишь наши тела, жадные касания и ненасытные, отчаянные движения навстречу друг другу.
— Ромааа! — стонала я, когда этот мужчина торопливо высвобождал меня из вороха одежды.
— Моя! — хрипел он, замирая на секунду между моих обнаженных и разведенных бедер, словно извинялся за свою несдержанность и дикую страсть.
Но я лишь удобнее откинулась в его руках, отчаянно стараясь быть ближе к нему.
— Твою мааать! — прорычал Ромка сквозь зубы, когда я подалась навстречу его возбужденной плоти и с протяжным стоном приняла его в свое истосковавшееся тело.
Словно сложились кусочки головоломки, а картинка стала единой и неделимой. Именно так я чувствовала себя. Целостной и счастливой.
— Маленькая моя… Черт! Я … Черт! Прости! — надрывно
Мой мужчина неистово двигался в моем теле, но я ни на секунду не отставала от него. Так же жадно и дико отвечала на каждое движение, цеплялась за его широкие плечи и прижималась ртом к каждому миллиметру обжигающей кожи.
Меня накрывало дикой волной жгучего чистейшего удовольствия. Я чувствовала, как напряженная мужская плоть скользит в моем теле, а мне хотелось быть еще ближе к нему. Прочувствовать его всего, ощутить, как он теряется в нашей близости.
— Мой… Мой… — уже не контролируя себя, шептала я.
Но он услышал. Замер. Застыл в последнее мгновение. За долю секунды до того, как мое тело должно было взорваться и рассыпаться на мелкие осколки наслаждения.
— Твой! — прошептал он, глядя в мои глаза.
Наша близость, словно разряды тока, мчалась по венам, заставляя дрожать и звенеть от напряжения.
Дикая, необузданная, но такая желанная страсть затмила все вокруг. Оставила лишь рваное дыхание и гулкое эхо ударов наших сердец.
Мой мужчина совсем не романтично ругался матом, пока нес меня, голую, но счастливую, вверх по лестнице.
Мне было лень открывать глаза, чтобы полюбоваться интерьером красивого дома Романа Львовского. Я улыбалась, когда на каждом выдохе мужские губы касались моего виска. И если голос Романа звучал грубо, то его прикосновения были до боли нежными и родными.
— Черт, малышка, я все испортил, — пробормотал Рома, когда опустил меня на постель, а сам присел на корточки рядом. — Я сейчас воду включу. Хочешь ванную или в душ?
— Хочу тебя, Роман Львовский, — улыбнулась я и потянулась к его широким плечам руками. По телу промчалась волна возбуждения, когда мужские пальцы коснулись моей груди.
— Мне тебя мало, Ратти, — пробормотал Рома. — Лучше бы тебе в душ. Пока я не передумал и не взял снова…
— Лучше тебе заткнуться, Рома, — прошептала я, не выпуская его шею из захвата своих ладоней.
Роман приглушенно рассмеялся. И с каждой секундой его смех звучал громче и заразительнее. Словно с хладнокровного, ледяного и неприступного принца слетала маска, рассыпалась на осколки и открывала его истинное лицо.
— Обожаю твой смех, — призналась я, понимая, что больше у меня не будет секретов от него.
— Только смех? — улыбался Роман, рывком перевернул меня и усадил поверх своего тела.
Мой взгляд прошелся по широкой груди мужчины, задержался на застегнутых пуговицах рубашки, и я принялась осторожно их расстегивать.
Роман жадно водил ладонями по моей спине, плечам, бедрам, обжигая прикосновениями.
— Рома, я… — сипло начала я, а потом решила бороться со своими страхами, — Когда наступит время и я надоем тебе…. Ты ведь скажешь мне? Я не хочу лжи и обмана. Лучше умру, чем стану обузой.