Тачанка с юга
Шрифт:
— Я уже сказал тебе, убирайся к черту! — прохрипел Аркадьев. — Буду кричать, буду!… А когда люди услышат…
— Высказались? — очень вежливо спросил Борода. — Вы уж меня извините, но как поедем, роток я вам завяжу. Не люблю в пути шума, а у вас характер, похоже, крикливый.
Аркадьев только заскрипел зубами.
— Перекусим, да в путь, — решил Борода и предложил поесть генералу.
— К черту! — огрызнулся тот.
Я спрятал продукты и стал запрягать сибирок. Борода вытащил из-под сиденья карабин и кобуру
— Теперь, палка-махалка, мы можем и дальний бой принять, — весело сказал мне Борода и повернулся к Аркадьеву: — Как у него бой? Не раскидывает по сторонам?
— Спросите у комиссаров, что от него смерть приняли! — снова огрызнулся белогвардеец. Кирилл нахмурился.
— Что ж, придется его без характеристики испробовать, может быть, даже на вас, гражданин Аркадьев, если будете недисциплинированны.
13
Когда совсем стемнело, мы начали собираться в дорогу. Борода сел рядом с Аркадьевым, вежливо попросил:
— Откройте рот, чтоб я не причинил ущерба вашей бесценной челюсти.
— Вы что хотите? — встревожился Аркадьев.
— Ничего, только вот носовой платочек вложу в рот, чтобы вам не застудиться.
— Палач! Хам! Да как ты смеешь! — взвился генерал, пытаясь ударить Кирилла связанными ногами, но Борода спокойно делал свое дело и приговаривал:
— Голос вам надо поберечь. Много у вас спросят, много придется отвечать.
Вскоре Аркадьев мог только мычать от злости. Кирилл же послал меня разведать выезд из леса.
Некоторое время, притаившись в придорожных кустах, я прислушивался. Солнце уже садилось. Длинные вечерние тени легли на землю. Вокруг было тихо. Я решил было выйти на дорогу, но вдруг издалека, со стороны Жердевки, раздался топот. Вскоре появился всадник. Это был Гусар. Я бегом вернулся и доложил Бороде.
— Эх, черт возьми! — расстроился Кирилл Митрофанович. — Наверно, что-то забыли передать. Гусар побывал в Жердевке, а может, и дальше. Там тачанку никто не видел, вот он и заметался. Больше ждать нельзя!
Борода вывел лошадей на дорогу. Отдохнувшие сибирки резво взяли. Правил Борода, а я с карабином наготове охранял тыл.
Было уже совсем темно, когда мы, никого не встретив и даже не потревожив собак, проехали Жердевку.
— Пронесло! — обрадовался Кирилл. — А я уж думал: не миновать нам боя. Только бы Гончары проехать без шума. Каких-нибудь десять, от силы двенадцать верст — и все в порядке!
Неожиданно мы очутились на берегу довольно широкой реки и увидали причальные мостки. По-видимому, здесь был перевоз. Борода сошел с тачанки, постоял в задумчивости, тихонько присвистнул, сказал:
— Вот так номер, палка-махалка! Похоже, что Ворскла, а если Ворскла, то мы взяли сильно вправо. Попробую перегнать паром. Он быстро
На том берегу что-то зазвенело, послышались глухие удары, а потом на воде зачернело большое пятно, постепенно принявшее очертания парома. Вскоре паром тихо причалил к мосткам. Борода бросился к одежде.
— Еле-еле цепь отомкнул, — стуча зубами, рассказывал он. — Хорошо еще, что замок жиденький попался. А кольт, наверно, попортил: я им, как ломиком, орудовал. Давай заводи коней. Ай, сколько времени потеряли!
На рассвете (верстах в пятнадцати за Гончарами) мы расположились на дневку в глубоком овраге, густо заросшем кустарником и невысокими деревьями. По дну оврага протекал ручеек.
Борода снял с тачанки Аркадьева, развязал ему руки, вытащил из его рта платок и гостеприимно предложил:
— Отдыхайте, гражданин Аркадьев, набирайтесь сил, впереди еще одна ночь.
Управившись с лошадьми, мы отдали должное стряпне старой Бабашихи: и пирожки, которые мы запивали ледяной родниковой водой, и курочка после тревожной ночи показались необыкновенно вкусными.
Аркадьев от завтрака отказался.
— Зря, зря, гражданин Аркадьев, — посетовал Борода. — Что может быть полезнее для здоровья, чем ранний завтрак на лоне природы? Или вы голодовку объявили?
Аркадьев что-то буркнул и отвернулся.
— Что ж, дело ваше, насильно кормить не будем! — усмехнулся Борода. — Ты, Саня, поспи, а я немного поскучаю с генералом: больно он стал неразговорчивый.
Я лег под кусты на попону и сразу провалился в сон.
Солнце висело высоко, было, наверно, уже часа четыре, когда меня растолкал Борода.
— Вставай, вставай, палка-махалка! Нужно ехать дальше!
— Как же мы днем?…
— А так же, как и ночью!
— Да я не об том, а…
— Акать нечего! — строго сказал Борода и зашептал мне в ухо: — Нас обнаружили. Что-то в кустах зашумело, я — туда. Пистолет держу в руках. Смотрю, парнишка пасет корову. Увидал меня, испугался, да как стреканет прочь с криком: «Караул!» Сейчас он всю округу подымет.
Пока я запрягал сибирок, Борода связал руки Аркадьеву. Генерал, очевидно, уже понял, что сопротивляться бесполезно, и, когда Борода поднял его и посадил в тачанку, Аркадьев заговорил:
— Послушайте, я даю вам честное слово офицера, что не буду кричать, только не вяжите мне рот.
— А вы знаете, что по этому поводу написал один великий человек? Не знаете? — И Борода продекламировал: — «…С волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой…» Попробую вам поверить, хоть и не надо бы перечить дедушке Крылову. Но предупреждаю!…
— Спасибо, солдатское спасибо… А пугать меня не нужно — моя песенка спета. Еще раз спасибо… — Неожиданно голос генерала стал жалобным.