Тафгай 4
Шрифт:
Всё, что в жизни есть у меня,
Всё, в чём радость каждого дня
Всё, что я зову своей судьбой,
Связано, связано только с тобой…
— Привет чемпионам! — Заорал со сцены, бросив тренькать на гитаре Колян.
— Физкульт-привет! — Ответил я, кивнув Ирине Понаровской, с которой мы хоть и хорошо расстались, но встречаться с бывшими не всегда комильфо. — Где ваш Карабас-Барабас? Мальвину вижу, Пьеро тоже на месте, и Буратины в наличие, где владелец вашей бродячей труппы?
—
— Фирма гарантирует высшее качество своих услуг, — козырнул Боря Александров. — Восемь штук, как заказывали.
— Мы же договорились на три? — Опешил маленький Карабас-Барабас.
— Я смотрю, ты совсем советские газеты не читаешь, — хмыкнул я. — В них черными чернилами по белой бумаге написано, что страна от нас ждёт перевыполнение пятилетнего плана. Вот и мы, хоккеисты, не смогли остаться в стороне и перевыполнили план на двести с лишним процентов. Чего не сделаешь ради светлого будущего. Гони четыре тысячи долларов США, а то у нас ещё дел по горло.
В это время музыканты спрыгнули со сцены и полезли открывать заветные кейсы.
— Руки! — Гаркнул Борис. — Руки сначала надо мыть, а потом уже оставлять свои пальцы на первоклассном товаре. Лет через тридцать такие гитары будут стоить полмиллиона, а может и больше. — Добавил он информацию, которую почерпнул от меня, когда я ему рассказывал что такое инфляция и с чем её едят.
— Полмиллиона чего? — Почесал затылок продюсер Миша.
— Долларов конечно, — ляпнул «Малыш». — Инфляция, финансовая пирамида МММ, Нью-Йоркская фондовая биржа, и всё такое прочее. Газеты нужно хоть иногда почитать. Золото скоро в рост пойдёт. Поэтому отдаём гитары почти даром.
— Ладно, — согласился, хитро посмотрев на нас Плоткин. — Вижу товар отменный. Три гитары берём себе, остальные разбросаю по знакомым. Но, деньги только через два дня. Сумма не малая, и с Ивана ещё одна песня для первого сольного альбома.
— Песня не проблема, — опять брякнул, не подумав, Александров и уселся на зрительское кресло смотреть, как я сочиняю очередной шедевр советской эстрады.
— Да, Иван, напиши для нас и меня ещё что-нибудь, — улыбнулась обворожительной улыбкой Ирина Понаровская.
«Обложили гады, гонят весело под номера», — подумал я, понимая, что сочинить мне больше нечего!
— Через два дня, как буду деньги, сочиню, — соврал я, глядя честным немигающим взглядом на Плоткина и его ансамбль.
— Хорошо, не можешь «Листья жёлтые» или «Мой адрес Советский союз» не надо, — заканючил продюсер. — Напиши что-нибудь совсем простое. Одной песни не хватает для пластинки. Хоть «В траве сидел кузнечик». Хотя бы припев, остальное сами досочиним!
В поддержку Карабаса-Барабаса жалобно заголосила и вся его бродячая труппа.
— Стоп! — Вскрикнул я. — Хватит! Фууу, — выдохнул я, собираясь с мыслями. — Принесите из буфета кофе и дайте пять минут. — Сказав это, я принялся медленно вышагивать между рядов небольшого скромного актового зала.
— Сейчас, «во» песня будет, —
«Ручается он, — зло подумал я. — Что я песенная дойная корова? Чижик пыжик, где ты был, я на свадьбе водку пил… Стоп! Свадьба! Да! Свадьба будет она не ладна с тамадой и с конкурсами кто больше выпьет водки! Кому-то напиться и погулять, пощупав подружек невесты, а кому-то потом с этой невестой жить несколько мучительных лет».
— Записывайте! — Махнул я рукой музыкантам. — Среди обычаев прекрасных, Мне вспомнить хочется один. — Я стал начитывать текст песни как стихи Блока. — Тот символ верности и счастья! От юных лет и до седин! А дальше так. — Я стал хлопать в ладоши и притоптывать ногой. — Оп, оп, оп, оп! Ах, э-э-тот миг неповторимый, Когда стучат, стучат взволнованно сердца! Тэц, тэц! И не забыть, бам, бам, как мы дарииили. Дpуг дpугу нежно, нежно, нежно два кольца! Танцую все! Обручальное кольцо, бэмс, бэмс, бэмс, бэмс! Не простое украшенье! Туц, туц! Двух сердец оно решенье, туду, ту! Обручальное кольцоооо! Ху, примерно так.
— Это же хиятра на все времена! — Подскочил на месте Плоткин. — Ну, Тафгай — ты гений! Будет тебе через два дня 4 тысячи 100 долларов США. Продано!
Глава 16
На следующее утро в четверг 27-го января в здании на Лужнецкой набережной состоялось очередное заседание Федерации хоккея СССР. На повестке дня стоял вопрос об утверждении окончательного состава сборной команды на олимпийский хоккейный турнир в Саппоро. Вёл собрание, на котором присутствовало множество чиновников разного уровня, несколько корреспондентов из центральных печатных изданий и всего пять отечественных тренеров, ответственный секретарь Федерации Андрей Васильевич Старовойтов. Присутствовал на заседании с раскалывающейся головой и я, так как полночи общались за жизнь на квартире у Саши Мальцева с Харламовым, Васильевым и Борькой Александровым.
— Расскажи, Тафгай, что нас всех ждёт в будущем? — Пригубив шампанского, спросил Валера Васильев.
— Будущее, парни, оно ведь может и измениться, — начал неопределённо я. — Я примерно могу обрисовать, что нас ждёт в грядущем, но это будут скорее мои фантазии.
— Давай, фантазируй, — кивнул Саша Мальцев.
— Значит Мальцев, — задумался я ненадолго, перебирая в уме, что про него читал. — Этим летом встретишь девушку полумесяцем бровь. И проживёте вы с ней долго и счастливо.
— А я? — Подскочил на кресле Валерка Харламов.
— У тебя с личной жизнью пока ничего. — Не стал врать я. — Или проще говоря, бардак. А угомонишься ты где-то года через три. Но весной 1976 года попадёшь в аварию, получишь серьёзную травму ноги. И вообще лучше тебе после 80-го года закончить здесь с хоккеем и перебраться в Испанию.
— Решили же уже, все вместе уедем! — Обиделся Харламов. — Как только родителей в Бильбао перевезти, вот задача.
— Ерунда, — махнул рукой я, отхлебнув кофейку. — Деньги надо копить. Дадим денег кому надо, выпустят. Поэтому пьянству бой.