Тафгай 4
Шрифт:
— А я? — Очнулся задремавший на диване Боря Александров. — Как же я? Один что ли останусь тут в СССР?
— Тебе в 80-ом году будет всего 24, самый рассвет карьеры. — Ответил я. — Если будешь режимить, то станешь звездой похлеще Мальцева и Харламова. Тебя из Союза не выпустят. Будешь капитаном сборной и не спорь. Ближе к 90-ым тебя заберём.
— А про меня что скажешь? — Спросил Валера Васильев.
— Скоро тоже познакомишься с хорошей девушкой, но бухать завязывай, иначе в Испанию не возьмём. — Пробормотал я, клюя носом в тарелку с салатом.
И хоть сидели у Мальцева почти без алкоголя, спать
Естественно, выступающим на заседании Федерации сегодня был один Всеволод Михайлович Бобров, с которым мы договорились так, если будут неприятные «набросы», чтобы он сначала посмотрел на меня, а уже затем обижался на критику. Ну и конечно я пообещал, что в самый жаркий момент что-нибудь придумаю. Но первая часть доклада, где Бобров показал подробную статистику на каждого игрока, который поучаствовал в скандинавской серии игр, прошла гладко и вопросов вызвала минимум. Особенно она заинтересовала тренера «Динамо» Аркадия Чернышёва, наставника ЦСКА Анатолия Тарасова, тренера «Крыльев» Бориса Кулагина и немного Юрия Баулина, возглавлявшего первый сезон Московский «Спартак».
— Сколько раз я поднимал вопрос об эффективной спортивной статистике?! — Вскочил из хвостовой части длинного стола, где ютились все хоккейные специалисты, Анатолий Тарасов. — Вот как надо её вести. Полезность. Первый пас, второй пас и заброшенная шайба. А то один пашет на льду, а другой только стоит у штанги клюшечку подставляет, а в статистике это не отражено.
— Идея с такой статистикой замечательная, — поддержал коллегу Чернышёв. — Обязательно этот опыт нужно внедрять со следующего сезона в высшей лиге.
— А у меня вопрос другой. — Встал Юрий Баулин. — Почему мои спартаковцы так мало играли? Судя по вашей же выкладке?
— Я сборной команде не враг, — тяжело вздохнул Сева Бобров. — Но твои ребята в неважной форме. Мастера они замечательные, а ошибок допускают много. Да и «Спартак» твой очень сильно отстал в чемпионате от тройки лидеров. — Бобров показал рукой на большую, словно расписание поездов на вокзале таблицу чемпионата СССР, которая висела тут же в кабинете Федерации хоккея. — Вот Юрий Николаевич, смотри сам.
— Ладно, с этим делом ясно, — прервал беседу тренеров секретарь Федерации Андрей Старовойтов. — А не слишком ли у тебя Всеволод Михалыч молодые дебютанты в команде? Я имею ввиду Александрова, которому всего 16 лет и Скворцова, которому 17? Почему ты отказался от более опытных мастеров из «Крыльев советов» Лебедева, Бодунова и Анисина, а так же спартаковцев Зимина и Шепелева. Зачем везёшь на Олимпиаду Свистухина и Федотова, лучше никого что ли нет?
— Александров стал лучшим бомбардиром приза «Известий», — начал немного «заводиться» Бобров. — Скворцов показал себя прекрасно в скандинавском турне. Вот вам наглядная статистика. А Николай Свистухин и Александр Федотов игроки, конечно не звёздные, но они оба центральные нападающие.А с центрами у нас в чемпионате СССР просто беда…
«Всё, выручил переводчик, — усмехнулся я про себя, когда на заседании Федерации стали обсуждать хоккей и хоккеистов, а не около спортивные дела. — Написал в отчёт про Севу Боброва всё как я и попросил, то, что в команде атмосфера рабочая, доброжелательная, главный тренер ответственный,
— Предлагаю, голосованием утвердить состав сборной страны, предложенный нам Всеволодом Бобровым. — Улыбнулся Старовойтов. — Кто «за» прошу поднять руки.
— Давайте с голосованием пока не будем спешить, — внезапно сказал Виталий Смирнов, заместитель руководителя всего советского спорта. — У меня есть одна бумага. Попрошу с ней ознакомиться. — Смирно протянул листок с каракулями секретарю Федерации Старовойтову, и на какое-то время в комнате повисла пауза.
«Выждали, суки, — выругался я про себя. — Сейчас клевать начнут. И такая нервотрёпка перед самой Олимпиадой! Глумятся, наслаждаются». Тем временем кляуза, а это было именно она, проползла словно чума вдоль всего стола, где как бояре сидели чиновники.
— Что скажете на обвинение в избиение сотрудника посольства в Швеции? — Спросил Всеволода Боброва глава спорткомитета Сергей Павлов.
— Некрасивая ситуация, — крякнул секретарь ЦК ВЛКСМ Борис Пастухов, который к спорту не имел никакого отношения. — Мы просто обязаны принять меры.
— Если вы обязаны принять меры, — вскочил я со стула, видя, что Севе Боброву стало плохо, — то почему не принимаете? Почему такие аморальные типы, как этот сотрудник до сих пор на свободе?! Почему чиновники, которые представляют нашу огромную и великую державу нажираются как свиньи в присутствии короля Швеции Густава Карла?! — Я буквально заревел как медведь, готовый растерзать любого на своём пути. — Как бы поступили с этим послом в годы войны? К стенке, без суда и следствия, как предателя Родины, сволочь такую? Предлагаю голосовать единым списком следующие предложения: кто за то, чтобы объявить товарищу Боброву благодарность, а сотрудника посольства уволить и отдать под суд, а так же кто за нашего дорогого Леонида Ильича Брежнева и за Коммунистическую партию Советского союза прошу поднять руки!
— Вы товарищ Тафгаев не имеете права вносить такие предложения на заседании, вы не член Федерации, — прохрипел внезапно осипшим голосом Виталий Смирнов.
— Ясно, я вижу, вам товарищи наша родная партия чем-то не угодила? Рот затыкаете конструктивной критике. Поговорим с вами в другом месте. — Махнул я рукой и сел на свое место на стульчик около выходной двери, рядом с прессой.
Вдруг в наступившей тишине кто-то громко пёрнул и вопрос с рассмотрением мерзкой кляузы был закрыт. Однако было официально объявлено, что в качестве наблюдателя в Саппоро поедет Аркадий Чернышёв. После чего наставник ЦСКА Анатолий Тарасов вскочил, что-то пробурчал ругательное себе под нос и, выбежав из кабинета, громко хлопнул дверью.
Когда я, сидя за рулём Бобровской «Волги» вёз Всеволода Михайловича домой к генеральскому дому у метро «Сокол», наш легендарный тренер и спортсмен несколько раз хватался за сердце и просил остановиться, чтобы выйти на улицу и подышать свежим морозным воздухом.
— Михалыч, может всё же в больницу? — Спросил я, когда мы уже въехали во двор его дома.
— Нормально, — пробубнил он. — Уже полегчало. А ловко ты перевёл стрелки на Леонида Ильича. Только это всё временно, всё равно найдут к чему «прикопаться». Снимут меня скоро. Не понимаю только за что?