Тафгай. Том 9
Шрифт:
Ещё смешнее дело обстояло со сбытом не пользующейся спросом продукции. Например, директор пищевого комбината, где разливали по бутылкам лимонад, мог пожаловаться в горком или обком на то, что магазины отказываются брать его товар на продажу. И тогда секретарь горкома или обкома вызывал на ковёр директоров магазинов и читал им лекцию о строительстве коммунизма, и требовал ради светлого будущего этот лимонад взять. И ведь брали и как-то реализовывали, чего не сделаешь ради своего персонального светлого будущего.
В этом нерасторопном и скрипящем, словно несмазанная телега, экономическом механизме моя задача — организовать продажу солдатиков, казалась
«Идиот, как есть идиот, кому нужны эти нелепые экскаваторы и катера, которые не копают землю и не плавают по воде?» — мысленно ругался я, когда вошёл в кабинет директора центрального универмага города Березники.
Сразу надо сказать, что между Березниками и Соликамском, которые находились в десяти минутах езды, даже чисто визуально была видна большая разница. Соликамск — город старинный с церквями и храмами, а Березники — город молодой с застройкой центральных улиц в стиле сталинского ампира. Но вот универмаги мало чем отличались, что там коробка, что тут коробка. Правда, универмаг в Березниках имел большие панорамные окна. И, пожалуй, на этом всё.
Даже директора этих заведений были чем-то похожи. Я когда начал рассказывать об оловянных солдатиках, история которых уходила в далёкое прошлое всех европейских государств, местный директор, товарищ Исупов, так же сладко зевнул, и точно так же посмотрел на меня как на законченного мудака.
— А вы знаете что, у нас в магазине работает замечательный кафетерий и столовая? — доверительно улыбнулся он. — Вы ведь, наверное, устали с дороги. Вот и превосходно, сходите, пообедайте.
«В Соликамске обедать не предлагали, уже прогресс», — подумал я и спросил:
— И потом мы поговорим о деле?
— Не совсем, — кашлянул директор магазина, — у меня потом деловая встреча, в горком надо заскочить. А вам, наверное, нужно ехать на завод? Или я не прав?
«Вот ведь зараза, — прошипел я про себя. — Я тебе принёс кусок золота, вот тебе стопроцентное перевыполнение плана. Бери, пользуйся, а ты устроил тут малый любительский театр».
— Точно, совсем вылетело из головы, ха-ха! — громко захохотал я. — Нам же сегодня товарищ Брежнев будет звонить из Москвы, по поводу 200-летнего юбилея «Машзавода». Какая дата! Демидовы, Строгоновы и мы, коммунисты!
— В каком смысле Брежнев? — опешил товарищ Исупов.
— А вы не знаете, в какой стране живёте? — зашептал я, вперившись в директора подозрительным взглядом. — Какой сейчас на дворе год? Кто наш дорогой генеральный секретарь? Может, вы и товарища Андропова не знаете, председателя КГБ СССР?
— Я знаю, что такое КГБ, — товарищ Исупов моментально взмок. — Ладно, оставьте десять коробок под реализацию.
— Из уважения к товарищу Брежневу и товарищу Андропову, оставляю десять упаковок с индейцами и десять коробочек с ковбойцами, — я выложил на директорский стол из спортивной сумки двадцать наборов с солдатиками и шлёпнул перед директором заранее напечатанный договор,
— Ха-ха, — нервно хохотнул товарищ Исупов, разглядывая визитку. — Хорошо придумано.
— Изобретательность и реклама — это два главных двигателя торговли. Можно сказать два крыла, — отчеканил я на прощанье.
«Вот уж не ожидал, что с оловянными солдатиками буду такие трудности, — думалось мне, когда я с тарелкой пельменей присел за самый дальний столик в столовой березниковского универсального магазина. — Ничего-ничего, скоро за этим товаром прямо на проходную „Машзавода“ выстроится огромная очередь. Ответственные работники торговли пока ещё не разобрались, что за бриллиант попал в их руки. Солдатики — это же золотая жила, это не колоши и балалайки, и не костюмы с платьями, в которых даже в гроб лечь стыдно. Ничего-ничего, нужно просто ещё чуть-чуть потерпеть».
Я обмакнул пельмень в фарфоровую пиалу, где была налита хреновина или хреновая закуска, покрутил его в этой красноватой жиже с белыми прожилками, и отправил содержимое в рот. И из правого глаза тут же выскочила маленькая слезинка, так как хрена местные повара для закуски не пожалели и он разом прожёг все мои внутренности. А затем я мысленно от солдатиков перенёсся к автомобилю, который мне выдали в заводском гараже. Эта была старая серая «Волга» марки ГАЗ-21. Помнится, автомеханик буквально божился, что машина — зверь, только по печке нужно как следует стукнуть кулаком, чтобы она грела. Только этот прохвост всё наврал. «Волга» ползла, еле-еле выжимая 60 километров в час, а печка как я по ней не колотил воняла гораздо сильнее, чем грела.
«Невезуха», — пробурчал я про себя и, немного остывшие пельмени, принялся поглощать как в армии — быстро и чётко.
— Извините, молодой человек, а вы случайно не хоккеист Иван Тафгаев? — прервал мою трапезу незнакомый 40-летний невысокий мужчина со сломанным кривым носом.
В руках и незнакомца тоже был поднос с пельменями, с компотом и хреновой закуской. «Давненько меня в лицо никто не узнавал», — подумал я и тут же соврал:
— Нет, я его двоюродный брат.
— Тогда разрешите представиться, Альберт Петрович Данилов — старший тренер березниковского «Титана», — мужчина вежливо улыбнулся и присел напротив меня. — Не возражаете?
— Не возражаю, — кивнул я, — баскетболистов тренируете?
— Почему баскетболистов? — удивился Данилов, лицо которого показалось смутно знакомым.
— Титаны, они же большие и высокие, — я поднял руку вверх. — А высокому человеку играть в баскетбол с руки. Встал на цыпочки и положил мяч в корзину.
— Смеётесь? — обиделся незнакомец. — Я хоккеистов тренирую, класс «А», вторая лига, восточная зона. И кстати, у Ивана Тафгаева братьев нет.
— Ваша, правда, нет у меня братьев, — прокашлялся я. — Удивительное дело, живём в 50 километрах друг от друга, а информации о хоккее никакой. Вот я: выиграл Олимпиаду, помог сборной СССР обыграть самых настоящих канадских профессионалов, а не тех, с которыми играли в прошлом 1974 году. А на улице меня никто не узнает. Потому что в газете про хоккей для любителей статистики печатают всего несколько строк, команда такая-то проиграла команде такой-то. Ни интервью, ни фотографий, ничего.