Тафгай. Том 9
Шрифт:
— Давааай! — заголосили зрители на трибунах.
— Комол, давааай! — заорали персональные болельщики этого неплохого крайнего нападающего.
И меня тут же посетили сразу две мысли: «Как после такого областного хоккея я буду играть в Высшей лиге? И жаль, что Генка не родился где-нибудь в Москве поближе к лучшим хоккейным детским школам». А тем временем Комолов и Кривокорытов, которым больше никто не мешал, чуть сбавили скорость, накатывая на ворота гостей. И Геннадий всем своим видом, показав, что сейчас отдаст пас на партнёра, дождался, когда голкипер среагирует на обманку, и спокойно всадил шайбу
— Гооол! — закричали хоккейные болельщики.
«Первая часть Марлезонского балета плавно подошла к концу», — улыбнулся я про себя и покатил на скамейку запасных, где меня с большими и удивлёнными глазами встретил старший тренер.
— Иван, это самое, рано пока меняться, — проблеял Толь Толич.
— В самый раз, — буркнул я. — Осталось 17 минут чистого игрового времени, счёт 12: 3. Значит, пора выходить на плановую подготовку к двум выездным встречам в Соликамске, которые вам придётся провести без меня. Что в тетрадочке по этому поводу написано? — усмехнулся я, кивнув на тетрадь нашего хоккейного геостратега.
— А ты, что собрался делать? — заупрямился он.
— Приму душ, выпью чашечку кофе, посмотрю кубок областных хоккейных чемпионов, трах-тибидох, — хохотнул я, покидая раздевалку.
Однако любят некоторые отечественные тренеры, всеми правдами и неправдами собрав в одну команду звёзд первой величины, выигрывать чемпионат за чемпионат. Очень любят. Что само по себе не грешно, ведь желание побеждать — это часть природы человека. Но когда эти специалисты раздуваются от важности и теряют берега, забывая, что без звёзд они не способны на большие победы от слова совсем, это уже есть гордыня. Гордыня грех не смертельный и легко излечимый. Только профилактика бывает жестокой и неприятной.
— Ванечка, что с тобой произошло? — запричитала Наташа Сусанина, когда я спустя три минуты, переодевшись в американское пальто, встал рядом с девушкой около борта рядом с нашей скамейкой запасных.
— Всё идёт по плану, Наташа, — улыбнулся я. — Готовимся в боевых условиях к выездной серии. Какой счёт?
— Наши уже одну банку проглотили, — подсказал какой-то дяденька, подбежав ко мне со зрительской трибуны. — Иван Иваныч, что с вами?
— Передай остальным, что всё идёт по плану. Смотрим ближайший резерв, — недовольно пробурчал я.
Финальная трель свистка судьи, которая прозвучала через двадцать минут, впервые не была встречена дружным скандированием зрителей: «Молодцы! Молодцы!». За оставшийся игровой отрезок времени гости из Губахи забросили ещё 5 шайб в наши ворота, на что моя ледовая дружина ничем существенным не ответила. Было — 12: 3, стало — 12: 8. Хоть стой, хоть падай. На скамейке запасных абсолютно все переругались. Старший тренер Толь Толич в запале послал хоккеистов куда подальше 7 раз, а они его отправили в пешее путешествие в глухое тёмное отверстие раз 15 или 20. Зато, когда я покидал стадион, держа за руку Наташу, тренер лично подошёл ко мне и очень тихо извинился.
— Иван, — крякнул он, — был не прав, прости.
— Бывает, — кивнул я. — Запомни, Толь Толич, сегодняшний матч. Это была самая важная игра чемпионата. Завтра на тренировке на свежую голову всё обсудим и многое в команде поменяем.
Я пожал крохотную
Кстати, дорога со стадиона вела через мостик, который пролегал через речку Луньву. И только на мосту до меня дошло, что появилась ещё одна большая проблема. Ведь за оградой стадиона кучковались пьяненькие бойцы ВОХРа, готовя к битве армейские ремни с железными бляхами. А за мостом их уже поджидала кодла в человек пятьдесят, состоящая из местных пацанов разного веса, роста и возраста.
Глава 20
«Не хватало мне только битвы на Калиновом мосту, кровь бежит, стон стоит», — прошипел я про себя, подойдя к местной молодёжи, которая выкриками «собрались, бл…ть, не ссым, мужики» подбадривала себя перед дракой. В центре местных забияк особенно выделялся широкой и коренастой фигурой Овчина, паренёк с которым я успел познакомиться в первый день переезда в этот милый городок. Помнится, в тот знаменательный вечер этот хулиган наполучал зачётных звездюлей. Но он сегодня не такой как вчера, свежий ветер его крылья поднял, как спел бы один прыгучий музыкант из 90-х.
— По какому поводу собрание? — прорычал я, нагло ткнув пальцем в Овчину. — Если вы тут за свободу Анджелы Дэвис, то довожу до вашего сведения, что Анджела уже давно откинулась.
— Чё? — недоумённо почесал затылок Овчина. — Чё ты к нам пристал? У нас тут свои дела. Проходи, кхе, те.
— Иван Иваныч, не вмешивайтесь, — пискнул, высунувшись из-за чужих спин, какой-то знакомый на лицо пэтэушник.
— ВОХРа совсем обнаглела! — рявкнул ещё одни физически крепкий и жилистый парень. — Они к нашим девкам цеплялись. Сделаем их мужики?!
— Дааа! — заорали молодые да ранние «бычки».
— Значит, ты тут основной? — спросил я у этого горластого пацана. — Как имя, фамилия?
— Ну, Николай, — хмыкнул он. — Вы с моим младшим брательником, с Толькой Гавриловым в одной команде играете.
— Похож на Гаврилу. Давай отойдём, — кивнул я и, развернувшись, сделал несколько шагов в сторону моста.
К тому времени большая часть нормальных хоккейных болельщиков уже покинула спортивную площадку. И что самое обидное шахтёры из посёлка Шахты тоже отчалили на трёх своих автобусах из распахнутых ворот стадиона. И теперь избежать кровопролитной драки могло помочь либо чудо, либо военная хитрость.
— Тут такое дело, Коля-Коля-Николай, — крякнул я и начал безбожно врать, — у солдатиков армейские ремни, штык лопатки и один пистолет с боевыми патронами. А может и два. Ты хоть понимаешь, что в этих сумерках кому-то сегодня выбьют глаз, кому-то отрежу ухо, а кому-то прострелять лёгкое? Кстати, а меня по судам затаскают, как организатора хоккейного праздника.
— Какой пистолет? Какие лопатки? — опешил Гаврилов старший. — Херня. Зато нас больше, проедимся по ним как каток. И потом они мою девчонку облапали.