Тафгай. Том 9
Шрифт:
— Повод для расправы законный, — понимающе закивал я. — Есть такое предложение, — шепнул я, просчитывая простенькую комбинацию, чтобы и волки остались сыты и овцы целы. — Вы этих бравых «морпехов» выпускаете из ворот и гоните по городу до автовокзала, где они запрыгивают в свой автобус и отваливают восвояси. И завтра все скажут, что вы — крутые рэмбы.
— Какие ещё рэмбы?
— В том смысле, что вы — крутые геройские пацаны, которые достойно постояли за честь женщин нашего города, — буркнул я. — Ну, по рукам? — я протянул свою ладонь пареньку.
— Ладно, про пистолет я не знал, — промямлил Николай и пожал мою руку.
После чего я тут же побежал на переговоры к бойцам ВОХРа, на бегу
— Жопа, мужики, жопа! — заголосил я. — Там их уже человек семьдесят подвалило. Кто-то припёр несколько самопалов, у всех в руках цепи, арматура, кастеты с шипами. И я даже слышал, что у кого-то с собой обрез. Одним словом — жопа, мужики.
— Сука, — прошипел самый старший по возрасту боец ВОХРа, скорее всего сверхсрочник, — кому было сказано, что к бабам местным не цепляться? Выпили, хоккей посмотрели и домой. Вот чё щас делать?
— Там ещё охотничью двустволку хотели притащить, — придумал я на ходу.
— Может ломануться через лес, напрямки? — предложил кто-то из бравых бойцов.
— Какой, млять, лес? — снова вскипел сверхсрочник. — Там сугробы выше мудей. Я щас втащу кому-нибудь за всех местных баб, сука.
— Есть идея мужики, — зашептал я. — Я сейчас эту кодлу отвлеку, тыры-пыры, трали-вали, дайте семечек, дайте сигаретку. Покажу им фокус с большим пальцем. И они пока репы буду чесать, выскакивает, и валите на автовокзал быстрее ветра. Главное не останавливаться, не падать и не смотреть назад. Чуть что я и придержать кого-нибудь смогу.
— Придержи этого с обрезом, — попросил меня сверхсрочник.
— Не вопрос, — кивнул я. — Ждите моей отмашки, — буркнул я напоследок, а про себя добавил: «И больше сюда не приезжайте. Мне такой весёлый хоккей нафиг не нужен».
И хоть я был собой более чем доволен, однако, дальнейшие события пошли совершено не по моему плану. Наверное, я где-то слишком перегнул палку, запугав солдатиков самопальными стволами, обрезом и охотничьей двустволкой. И как только местные парни отвлеклись на разговоры со мной, бойцы ВОХРа, каким-то образом перелезли через ограду и ринулись не через мост, а в противоположном направлении, вдоль этой самой ограды прямо по сугробам в сторону междугородней трассы. К слову сказать, в том месте как раз имелась небольшая «собачья тропка».
— Куда, бл…ть?! — заорали местные пацаны, которые были не в курсе моей задумки.
— Стой-стой-стой! — затараторил я, расставив руки в стороны. — У них там три шмалера! Пусть отбегут подальше.
— Спокойно, мужики, сейчас рванём! — осадил всех Николай Гаврилов, старший брат моего одноклубника.
— Да-да, пусть они немного выдохнутся, — усмехнулся я, видя, как комично солдатики улепетывают, падая, вставая и кое-где продолжая ползти на карачках.
Всю дорогу от стадиона до почты, все триста с лишним метров, Наташа не переставала заливаться от смеха, так как поединок приезжих «морпехов» и местных «рэмбо» прошёл в тёплой дружеской атмосфере и закончился перекидыванием снежков и криками: «Иди сюда! Сам иди сюда!». Кстати, солдатики благополучно заскочили в автобус до Луньевки, от которой до посёлка Талого можно было дотопать по лесной тропе примерно за час.
— Что ты им такое насочинял? — хохотала моя подруга.
— Приём старый: сначала запугиваешь одного противника, затем другого, и когда дело доходит до поединка, желание драться у обеих сторон пропадает, — улыбнулся я, вспомнив пьесу Шекспира «Двенадцатая ночь».
— Я всё хочу спросить, что эта за бандероль и самое главное
Внутри отделения находилось где-то с десяток посетителей, и лишь стоило мне встать в очередь к окошку, где выдавали и принимали посылки и бандероли, как народ очень странно стал перешёптываться. И что-то мне подсказывало, что обсуждали мою новую пассию и мой неважнецкий моральный облик. Ибо совсем недавно я гулял по городу с молодой учительницей английского языка, а теперь моя «бесстыжая морда» крутила роман с начинающей молоденькой актрисой. Даже полная женщина средних лет, которая в соседнем окошке принимала телеграммы, привстав со стула, осуждающе посмотрела и недовольно хмыкнула. «Руссо хоккеисто — найн нихт нет облико морале», — усмехнулся я про себя, мысленно посылая всех куда подальше, решать собственные проблемы и заниматься собственной жизнью.
— Это волшебная бандероль, — шепнул я своей хорошенькой и длинноногой подруге.
— В каком смысле? — не поверила Наташа, расплывшись в широченной улыбке.
— В самом прямом, — тихо буркнул я. — Представь себе, что в волшебную новогоднюю ночь тебе приснился сон, в котором были Воланд, Маргарита и кот Бегемот.
— Не поняла? — пролепетала моя девушка. — Какая ещё Маргарита? Это которая в промтоварном работает? Дура крашеная?
— «Мастера и Маргариту» читала? — спросил я и, когда Наташа отрицательно помотала головой, проворчал, — ладно, забыли. Представь, что тебе приснился Дед Мороз, который за исполнение заветного желания потребовал грамоту из профкома.
— Шутишь?
— Ничуть, — хмыкнул я и развернул свёрток.
Затем я сдвинул в сторону солому, которой была обложена со всех сторон эта символическая благодарственная награда, заключённая в деревянную рамочку со стеклом и показал её информационное наполнение девушке. И Наташа, выпучив и без того большие глаза, беззвучно шевеля губами принялась про себя читать: «Почётная грамота за 1-е место в смотре-конкурсе на лучший новогодний вечер и лучшую новогоднюю ночь 1975 года. Награждается гражданин Бегемот. Профком александровского „Машзавода“ отмечает высокий профессиональный уровень в деле подвешивания в воздух нескольких десятков 300-килограмовых хрустальных люстр, а так же необычайно широкий ассортимент предлагаемых гостям напитков, включая безалкогольное пиво и прочее, и прочее. Руководство „Машзавода“ в лице генерального директора Рогута Г. Ф. выражает надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество и желает гражданину Бегемоту крепкого здоровья, профессионального роста и успехов в выполнении взятых на себя повышенных обязательств».
И довершала грамоту большая круглая профкомовская печать и личная подпись самого директора Рогута, который, чтобы отвязаться от меня, подписал её, не зная дальнейшего текста. И его можно было понять, в конце концов, подписывалась не дарственная на собственную квартиру, а какая-то стандартная «филькина грамота».
— Ты это серьёзно? — вновь пролепетала моя подруга.
— Поверь мне, Наташа, что с Воландом и его свитой лучше не шутить, — проворчал я, заворачивая бандероль обратно и стягивая её бечёвкой. — Нечистая сила юмора не понимает. Я тебе потом расскажу.
— Что у вас, гражданин? — прорычала ещё одна работница почты, круглолицая и тучная женщина, когда подошла моя очередь.
— Бандероль профессору Бегемотову, — усмехнулся я, — лауреату Ленинской премии и крупному специалисту по грызунам. Большая просьба, будьте с посылочкой поаккуратней.
— Разберёмся, — сквозь зубы произнесла приёмщица и, шлёпнув сургучную печать поверх бечёвки, швырнула мою бандероль в корзину, где уже лежали десятки подобных свёртков.