Таинственное похищение
Шрифт:
Геолог смотрел на них с изумлением.
— В последний раз спрашиваю тебя, будешь ты говорить или нет? — решительно произнес широкоплечий.
Геолог стиснул зубы. Что можно ответить на такой дурацкий вопрос? А объясняться с людьми, о которых он ничего не знает и которые не хотят слышать ни о чем, кроме клада, ему казалось бессмысленным. Уж лучше молчать. Он и так сердился на себя за то, что сказал им, кто он такой.
Но и те больше не задавали ему вопросов.
Широкоплечий схватил его за шиворот и больно ударил по лицу. Из носа хлынула кровь, перед глазами поплыли огненные круги. Он бы упал, если бы широкоплечий не удержал его.
— Говори, а то он убьет тебя! — донесся до геолога между двумя пощечинами, от которых в ушах стоял звон, голос остролицего.
Юноша почувствовал на губах струйку теплой крови. Колени его дрожали. В помутненном сознании проносились обрывки мыслей.
— Я геолог, геолог, — твердил он, не понимая, что говорит.
Удары сыпались один за другим, сильные, и безжалостные.
Обозленный вчерашней неудачей в доме Ибрагима, Незиф решил полностью себя вознаградить. Он думал, что стоит заставить заговорить этого упрямого парня, и в руках у него окажется ключ к зарытому в земле сокровищу. Незиф пришел за золотом издалека, и все, что заставляло его мысль работать в этом направлении, разжигало его воображение, возбуждало алчность. У Ибрагима он думал только о золоте. Случайно подслушанное там слово «клад» еще больше укрепило в нем решение не возвращаться назад с пустыми руками.
Целый день он выслеживал геолога и его проводника, и взору его мерещился клад. Он не мог себе представить, как, в сущности, выглядит клад, так как никогда в жизни не видел ничего подобного, но воображение рисовало ему, как он раскапывает землю, поднимает тяжелые каменные плиты и нащупывает под ними рукой тяжелые мешки, в которых позванивают золотые монеты… А этот негодяй не хочет открыть знаки, по которым он искал клад. Но Незиф узнает, силой вырвет у него тайну!
— Говори! — дико прохрипел он.
Он не ожидал такого сопротивления. Он думал, что стоит припугнуть парня несколькими ударами, и тот расскажет все, а чем знает. Его распухшее лицо, помутневшие от боли глаза выражали страх и нежелание сдаваться. С каждым ударом страх исчезал и росло упорство. В конце концов, широкоплечий швырнул геолога на землю и обратился к остролицему:
— Дров давай, побольше дров!
Остролицый вскочил, словно его кто-то кольнул шилом, забегал, торопливо застучал топором и скоро принес, целую охапку сучьев.
— Еще! — приказал Незиф, бросая всю охапку в огонь.
Поднялось буйное пламя. Круг света расширился, захватив высокие стволы гигантских елей, раскидистые ветви которых не давали ему проникнуть выше. У соседних кустов ясно обрисовался темный силуэт мула. Тепло ласкало избитое, измученное тело геолога.
Зловеще потрескивал в ночной тиши огонь. Сидевшие у костра бандиты молчали. Широкоплечий подкладывал в костер сучья. Когда они сгорели, он поднялся и прутиком отгреб угли в сторону. Земля, где пылал огонь, побелела. Редкая трава, росшая на этом месте, выгорела до корней.
— Разуй его, — приказал он остролицему.
Тот присел и принялся развязывать шнурки. Но они так затвердели, что корявые пальцы остролицего не могли с ними справиться. Высунув язык и пыхтя, он с трудом расшнуровал один ботинок и стянул его с ноги. Запахло потом и высохшей тиной. Шерстяной носок скомкался, в него набился грязный песок. Подошел Незиф и выругался:
— Эх ты, шнурки не можешь развязать! — Взмахнул ножом, разрезал
Остролицый стянул с ног геолога носки и отшвырнул их в сторону. Распаренные ступни обдало прохладой, и юноше стало немного легче. Он непонимающе смотрел на своих мучителей.
— Вставай! — приказал ему Незиф, помог подняться и подтолкнул к костру.
Геолог, все еще не понимая, что от него хотят, нерешительно шагнул и остановился.
— Шагай, шагай! — грубо прикрикнул широкоплечий, и геолог в ту же секунду очутился на выжженном кругу земли, с которого только что убрали угли. В первое мгновение он ощутил приятное тепло, но оно очень скоро перешло в нестерпимое жжение. Он хотел было выскочить из страшного круга, однако широкоплечий тут же толкнул его назад. Ноги жгло, и геолог начал подпрыгивать.
«И это выдержу. Не так уж страшно», — подумал он, но немного погодя понял, что ошибся. Горячая земля излучала равномерное тепло, не очень сильное, чтобы сразу обжечь ступни, но и не настолько слабое, чтобы его можно было выносить, не поднимая ног. Он начал подпрыгивать на месте. Вся кровь прилила к ногам. Голова бессильно повисла, рот пересох. От лежавшей рядом кучи раскаленных углей, в которые широкоплечий подбросил несколько веток, полыхало зноем, и это усиливало его страдания. Постепенно от ступней жар пополз вверх, охватил все тело. Геолог покрылся потом. По его лицу и шее стекали тонкие ручейки, но он не мог даже вытереться, так как руки у него были связаны за спиной. Жгло ссадины, в которые попадал соленый пот. Он то и дело облизывался, и от этого распухшая верхняя губа болела еще сильнее. Скоро он начал задыхаться. Ему хотелось встать неподвижно и терпеть, несмотря ни на что. Но каждый раз, стоило ему хоть ненадолго остановиться, ступни начинало так жечь, что он снова принимался подпрыгивать. Его мучители стояли в двух шагах от круга, готовые толкнуть его обратно в это адское пекло, как только он попытается выскочить из него. Он начал рассчитывать каждое движение, экономить силы, распределять их равномернее, чтобы выдержать как можно дольше. Потная одежда прилипла к телу. Голова кружилась. Он чувствовал, что на ступнях образовались пузыри, но продолжал прыгать.
— Воды! — невольно прошептали его побелевшие губы.
Остролицый бросился за флягой, но широкоплечий выхватил ее у него, отпил глоток, вылил немного на угли и снова отпил. Зрачки геолога расширились, губы вытянулись, как у человека, который пьет воду из ручья, распухший язык еле ворочался во рту. Незиф сунул флягу остролицему и рукой дал знак унести ее.
— Воды! — жалобно простонал геолог.
— Скажи про знаки!
— Зверь! — хрипло выдавил из себя геолог, подскакивая из последних сил.
Его поддерживала одна мысль — не упасть, выдержать, показать этим извергам, что им не сломить его воли, что он не подчинится насилию. Ступней он больше не чувствовал. Сердце бешено колотилось, готовое выскочить из груди. Он часто и тяжело дышал, жадно ловя воздух открытым ртом. Терпеть было почти невозможно, но ненависть придавала ему сил.
— Говори! — мрачно настаивал широкоплечий.
— Нет! — гневно ответил геолог.
— Тогда подыхай!
— И подохну, но все равно ничего не скажу! — яростно прохрипел юноша.