Таинственное превращение
Шрифт:
Жильберта долго любовалась кустом издали, потом вдруг, привлеченная неизъяснимой прелестью цветов, побежала по траве к кусту и, пока Лионель, размахивая в воздухе найденной лопатой, готовился пересадить молодой платан, принялась составлять букет из роз. Мадам де Праз помогала ей, Жан Морейль оставался рядом с Лионелем, которому Эртбуа делал робкие указания.
Вдруг, прерывая смех женщин, увлеченных своим приятным занятием, раздался крик, слабый крик от боли. Жан Морейль вздрогнул и выпрямился, глядя в одну точку остановившимися глазами. Он видел, что Жильберта упала в траву, видел взволнованную мадам де Праз, стремительно склонившуюся над ней. Жан и Лионель бросились туда с отстающим от них Эртбуа. Жан Морейль, дрожащий и бледный, как мертвец,
На всех лицах было недоумение.
— Она уколола палец! — вздохнул с облегчением Жан Морейль, взглянув на неподвижную руку невесты. — Посмотрите, она уколола палец.
— И подумала, что змея! — нашелся Лионель, — О шипы, наверно, да?
— Ну конечно!
Однако Жильберта не приходила в себя. Она спала страшным сном полусмерти. Ее бледно-восковое лицо и стянутые ноздри пугали Жана Морейля, он снова встревожился, вскочил, побежал и скрылся за частым кустарником.
— Что такое? Куда он? — воскликнула графиня.
— Черт его знает… — проговорил Лионель.
Но Жан Морейль уже показался с кувшином воды в руках.
Жильберта вздохнула.
Намочив носовой платок в холодной воде, Жан Морейль прикладывал его к вискам и лбу девушки.
Жильберта открыла глаза.
— Ну вот, наконец! — воскликнул спаситель.
Над его головой, склонившейся над Жильбертой, скрестились взгляды Лионеля и его матери, взгляды, полные одинакового изумления, выражающие одну и ту же мысль.
«Откуда Жан Морейль, который, по его словам, никогда не бывал в Люверси, мог знать, что родник находится за кустами в самой глубине грота?»
Жильберта медленно приоткрыла все еще тяжелые веки. И жизнь снова заиграла в зрачках и на порозовевших щеках… Но улыбки не было.
— Неужели я умру? Ведь я ужалена…
— Нет, — тихо сказал Жан Морейль. — Вас ужалили шипы роз…
Она приподнялась. Села на траву и посмотрела на большой палец, где рдела капелька крови.
— Успокойтесь, Жильберта…
— Боже! Какая я глупая! — вздохнула она. — Ведь точь-в-точь, как мама… в то же самое место… Вот почему я так испугалась…
Она уже снова улыбалась.
Жан Морейль встал и вдруг заметил, что мадам де Праз и Лионель как-то странно глядят на него. Лицо его сейчас же переменило выражение. Видно было, что он старался понять причину их особенного внимания… И в ту же секунду сумрачные тени легли на его черты.
— Да, — пробормотал он. — Откуда я мог знать… про этот ключ…
— О чем вы говорите? — спросила Жильберта.
Он не ответил. Наступила тишина.
Жан Морейль отправился разыскивать самого себя.
— Ну вот! — рассмеялась Жильберта. — Он уже опять в облаках!
Этим закончился осмотр парка.
Платан был посажен в землю, розы собраны, и все вернулись в замок, чтобы напиться чаю в бильярдной.
Мадам де Праз и Лионель обращались с Жаном Морейлем так, как если бы в его поведении не было ничего особенного. Он же держался довольно спокойно, хотя в его жестах чувствовались смущение и тревога.
— Ах, я устала, устала! — говорила Жильберта.
Тетка предложила ей остаться ночевать в Люверси, чтобы хорошенько отдохнуть, может быть, все еще втайне надеясь, что она поселится здесь навсегда.
Но Жан Морейль этому решительно воспротивился:
— Нет, Жильберта, нет, вы сами видите, что здесь надо действовать осторожно. Не в один день, не сразу, вы освободитесь от этого наваждения. Вернемся в Париж. В конце концов, вы все-таки привыкнете к Люверси…
— Определенно, — вставил саркастическим тоном Лионель, — Люверси вас здорово беспокоит, дорогой мой!
Жан Морейль как будто что-то почувствовал в этих словах. Он опустил глаза, еще больше нахмурился и замолчал.
— Едем! — сказала мадам де Праз. — Если не останемся здесь ночевать, пора ехать!
Все поднялись.
Перед тем как выйти из бильярдной, Жан подошел к картине Манэ. Страсть коллекционера на минуту взяла верх над его загадочной
— Это истинное чудо! — повторил он.
— Я этого не подозревала, — призналась мадам де Праз, натягивая перчатки.
Лионель и Жильберта уже ушли вперед по галерее. Жан Морейль встретился взглядом с графиней и поспешил присоединиться к ушедшим.
XIX. Внушение
— Алло! Что такое? Говорите… Из Люверси, хорошо. Нейли, барышня, Нейли… Ну что? Да, графиня де Праз. Это я… Ничего не слышно!.. Кто говорит? Что случилось? Несчастье? Какое несчастье?.. Я ничего не слышу. Ради Бога, говорите спокойно! Что?.. Грабители? Сегодня ночью ограбили замок?.. Вы услышали шум и встали?.. Хорошо… Ну и что же? В нижнем этаже… да, я слушаю… В бильярдной… В котором часу?.. После полуночи. И что же дальше? Никого?.. Ну у вас есть ведь какое-нибудь освещение? А? Ну фонарь, что ли… Его уронили… Ага! Кто-нибудь залез под бильярд? Вы так думаете?.. Впотьмах, да… И, конечно, ваш ревматизм, ну да, ну да… Словом, в конце концов, вор от вас убежал, и вы его не видали; так ведь, правда ли? Говорите ясно, Эртбуа, и не стоните так. Что делать! Вы ни в чем не виноваты… Ну конечно, Эртбуа, я вас ни в чем не виню… Ага, у него не хватало времени ограбить!.. Немногое взял?.. Да что же, наконец? Вы зажгли фонарь, да, ну это неважно… Что вы сказали? Что, утром, на рассвете? Всё осмотрели?.. Говорю вам, это неважно… Что же он взял?.. Маленькую картину в бильярдной… над консолем. Осталась одна рама!.. Нет, нет, Эртбуа, к несчастью, рама ничего не стоит. Зато картина, да, она дорогая… Это, кажется, знаменитый художник… Ну что же делать!.. Подать жалобу? Я подам. Не огорчайтесь, Эртбуа… Конечно, могло быть хуже… Ничего другого не украли? Вы уверены? Хорошо… Да нет же, повторяю вам, рама ничего не стоит, Эртбуа… Конечно, легче унести… Не прерывайте, барышня, мы разговариваем… Да не прерывайте же!.. Да, Нейли. Это вы, Эртбуа? Да не звоните же так, барышня!.. Алло!..
Да, да, графиня де Праз. С кем имею честь?.. Господин Жан Морейль!.. Здравствуйте. Как вы рано!.. О нет! Вы мне нисколько не помешали! Сейчас двадцать минут девятого, и я уже давно поднялась… Что такое?.. Вы меня интригуете!.. Позвольте, это чудо!.. Что вы говорите! Не может быть! Картина Манэ очутилась на вашем ночном столике? Вы проснулись и нашли ее у себя?.. Невообразимо! Ну нет, уверяю вас, что нет! Ни Жильберта, ни Лионель, ни я не посылали вам этой картины, И потом, как мог бы наш посланный попасть к вам ночью и сделать вам этот сюрприз? Впрочем, мне только что звонил управляющий из Люверси. Около полуночи кто-то пробрался в замок и украл картину Манэ… Нет, неизвестно, имел ли он намерение украсть еще что-нибудь. Эртбуа застал его на месте преступления, но вор убежал вместе с картиной. О, умоляю вас, не извиняйтесь… Вы спешили позвонить мне, не теряя ни минуты; вы иначе и не могли поступить, и я вам очень благодарна. Конечно, это невероятная история… Не беспокойтесь, не стоит. Самое важное, что картина найдена… Кто? Почему? А, это интересно… Нет, совершенно не представляю себе… А вы? Ничего?.. Да ведь это не спешно! Вы всегда успеете ее отнести… Ну если вы настаиваете, я вас приму сейчас же и с большим удовольствием… Да, не правда ли? Скажите, не правда ли? Чудесный случай испытать вашу проницательность: ведь вы человек ключей и ламп!.. А? Почему такой грустный тон? Я вас обидела? Нет?.. Ну великолепно… Решено. До свидания… До скорого свидания!
Тихонько положив эбонитовую ручку с черным ртом и серебряным ухом, графиня несколько секунд, еще ликуя в душе, гладила телефон, который ей так верно служил. Сидя у своего письменного стола в стиле ампир, она уставилась глазами в блестящий бронзовый прибор, но не видела его.
Вошел Лионель. Он был озабочен и держал в руке «пневматичку».
— Ужасно! — сказал он. — Представьте себе, мне придется снова стать на дежурство перед домом Жана Морейля. Посмотрите, что мне пишет Обри.