Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
— Что вы тогда подумали? — спросила Хольт.
— Честно говоря, на самом деле ужасно удивился, — сказал Монссон. — У меня и мысли не возникало позвонить ей, и ее звонок стал для меня полной неожиданностью.
— Что она сказала?
— Именно это было самое странное. Спросила, нельзя ли пригласить меня на ужин. Отпраздновать то, что она сегодня стала взрослой и совершеннолетней женщиной.
— И как ты воспринял ее идею?
— Ну, предложил разделить расходы пополам, — сказал Монссон.
— И как она отреагировала?
— Сказала, что я не должен даже думать об этом, поскольку не с ее матушкой я выйду
— Ты удивился, — констатировала Хольт.
— Это же было слишком откровенное заявление, — согласился Монссон. — Хотя относительно ее отца и его денег я ведь уже все знал. Мать Линды… Лотта то есть… рассказала мне. К тому же я побывал у него дома и, конечно, многое понял.
Потом они встретились. Поужинали в ресторане в Векшё, разговаривали.
— Кто тогда оплатил счет? — поинтересовалась Хольт с дружелюбной миной, потребовавшей немалых усилий с ее стороны.
— Да, Линда сделала это, — сказал Монссон и все еще выглядел удивленным. — Я действительно предлагал половину, но она уже приняла решение. Заявила также, что отныне является взрослой и самостоятельной женщиной и вполне может пригласить мужчину в ресторан, если считает нужным. Вдобавок сказала, что, по ее мнению, у нее гораздо больше денег, чем у меня, это же истинная правда, и мне пришлось согласиться. Мы говорим, значит, о девице, которой только исполнилось восемнадцать лет.
— И потом вы поехали к тебе домой и уединились, — сказала Хольт. Она ведь не собиралась упускать удобный случай.
— Да, — подтвердил Монссон. — Мы поехали ко мне и занимались любовью.
— Расскажи о первом разе, когда вы были вместе, — сказала Хольт.
Речь шла только о ласках. Никакого обычного секса. Они ласкали друг друга. Потом Монссон угостил ее вином, и они разговаривали, и спали вместе, и завтракали на следующий день. Именно так все обстояло, и сама мысль о том, что он сейчас сидел здесь, и ему приходилось рассказывать об этом, ранила его до глубины души. Он попал в совершенно непостижимую ситуацию. Он никогда не приносил Линде вреда, у него и мысли подобной не возникало.
— Знаешь, — сказала Хольт и посмотрела на часы. — Я предлагаю сейчас прерваться и продолжить завтра.
— Он признался, что имел секс с ней? — спросила прокурор, когда она и Анна Хольт обедали вместе.
— Он не настолько глуп, — констатировала Хольт.
— А как же тогда остальное? Брешь в воспоминаниях относительно пятницы четвертого? Он попытался вспомнить о ней?
— Сделал наполовину искреннюю попытку в конце, но я, к счастью, успела остановить его, — сказала Хольт.
— Ты думаешь подождать с этим? — спросила прокурор.
— Я думаю подождать до того момента, пока не приведу его в квартиру, где все случилось, — сказала Хольт. — Сначала мне надо узнать обо всем, что с ним произошло в те сутки, когда он задушил Линду.
— Вот тогда, ты полагаешь, придет время?
— Да, и я думаю, ты тоже могла бы присутствовать.
— У тебя есть предположения, чем там все закончится? — спросила прокурор.
— Конечно, — сказала Хольт. — Я точно знаю, чем все закончится.
— Нет желания рассказать?
— Я могу написать тебе это на бумажке, если пообещаешь не читать, пока я не разберусь с ним.
— Нет, пусть лучше все так и останется. Я из тех, кто тайком
— Я такая же, — призналась Анна Хольт. — Так ведь поступают все настоящие полицейские. Забавно наконец встретить прокурора, поступающего так же.
84
В среду утром в суде Векшё было принято решение об аресте Бенгта Монссона, поскольку имелись очень серьезные основания подозревать его в убийстве Линды Валлин. Ведь заключение о том, что именно его ДНК нашли на месте преступления, пришло из Государственной криминалистической лаборатории днем ранее. Пусть Монссон, через своего защитника, и решительно отвергал данное обвинение. Сам он в качестве единственного комментария заявил, что невиновен и что вся ситуация полностью ему непонятна. Анна Хольт намеренно не присутствовала при этом событии. Для нее на первом месте было ни в коем случае не разрушить доверительные отношения, которые она пыталась создать. Монссон не должен воспринимать ее в столь неприятной связи. Наоборот, ей требовалось создать у него впечатление, что она не пришла, поскольку действительно не верила во всякую ерунду, распространяемую о нем другими.
— Он спрашивал о тебе, — сообщила прокурор, когда рассказывала Анне Хольт о том, как проходили переговоры.
— Хорошо, — сказала Хольт. — Я надеялась, что он так и сделает.
После обеда она сама сходила и забрала его из изолятора. Вдобавок спросила, не возражает ли он, если ее молодая коллега будет присутствовать на допросе.
— Но если ты против, мы забудем об этом, — сказала Хольт, как только она увидела в его глазах тень сомнения.
— Нет, все нормально, — сказал Монссон и покачал головой. — Если это не помешает тебе, то мне тем более.
— Тогда так и сделаем, — решила Хольт.
Допрос продолжался три часа, и Лиза Маттей произнесла только пять фраз за все время. Посередине допроса Монссон неожиданно задал ей вопрос.
— Извини, если я спрошу, — сказал он. — Пожалуй, это звучит очень странно, но ты действительно полицейский?
— Да, — подтвердила Маттей и улыбнулась еще дружелюбнее, чем Хольт. — Хотя ты не первый, кто спрашивает.
— Ты не выглядишь как полицейский, — сказал Монссон.
— Я знаю, — улыбнулась Лиза Маттей. — Я думаю, все из-за того, что я просто сижу и читаю массу бумаг целыми днями. Хотя порой вдобавок много слушаю тоже.
Анна Хольт не собиралась заострять внимание на разнице в возрасте между Бенгтом Монссоном и Линдой Валлин, которая была на четырнадцать лет моложе его. Пока не собиралась. На следующей неделе — пожалуй, если все пойдет, как она планировала.
— Расскажи о своих отношениях с Линдой, — начала Хольт.
Он не считал, что стоило говорить о каких-то отношениях. Они слишком отличались друг от друга. Просто встречались. Пожалуй, примерно двадцать раз за три года. Чаще вначале и реже в последнее время. Самый последний раз — ранней весной, когда она позвонила ему, чтобы рассказать о разрыве со своим парнем. Но, конечно, ему очень нравилась Линда. Запредельно, и, если быть честным до конца, он одно время даже испытывал настоящую любовь к ней. По крайней мере, вначале, но при мысли обо всех различиях между ними так никогда и не признался ей в этом.