Таинственный цилиндр
Шрифт:
Примерно двадцать минут спустя после ухода Панцера инспектор и Эллери, с головой погрузившиеся в поиски, вздрогнули от телефонного звонка, который в тишине пустого зрительного зала показался просто оглушительным. А вздрогнув, растерянно поглядели друг на друга, после чего Старик направился по проходу к кабинету Панцера.
Вскоре он вернулся, улыбаясь.
– Звонил Панцер, сказал, что пришел в контору Фильда и никого не застал. Что неудивительно – ведь сейчас только без четверти девять. Но я ему сказал, чтобы он подождал там, пока не придет Кронин. А ждать ему осталось недолго.
Эллери
– Вы миссис Филипс, не так ли? – воскликнул он. – Это действительно очень любезно с вашей стороны, уважаемая миссис Филипс, что вы пришли так быстро. Полагаю, что вы уже знакомы с мистером Эллери Квином.
Эллери подошел, продемонстрировал столь редкую для него широкую улыбку и галантно поклонился. Миссис Филипс являла собой просто образец милой пожилой дамы. Она вся была какой-то округлой, мягкой, настоящей бабушкой. Белоснежные ее волосы и добросердечие во взгляде сразу же обеспечили ей симпатии инспектора Квина, который питал сентиментальную слабость к дамам в возрасте.
– Я, разумеется, уже знакома с мистером Эллери Квином, – сказала она-, протягивая Эллери руку. – В понедельник вечером он был очень любезен с одной пожилой женщиной… Простите, пожалуйста, что доставила вам столько забот – наверное, вам пришлось меня ждать? Мистер Панцер сегодня утром послал за мной человека, сэр. Ведь у меня нет телефона…. Раньше-то телефон был, когда я еще сама играла на сцене. Словом, я приехала так быстро, как только смогла.
Инспектор так и просиял.
– Для дамы вы собрались просто необыкновенно быстро! В самом деле, миссис Филипс!
– Миссис Филипс, мой отец – старый льстец, – серьезно сказал Эллери. – А потому не верьте ни одному его комплименту. Я думаю, что будет лучше, папа, если я предоставлю тебе самостоятельно осмотреть оставшуюся часть зала. А я хотел бы с удовольствием поболтать с миссис Филипс. Ты как – еще достаточно крепок, чтобы довести столь тяжкое дело до конца в одиночку?
– Достаточно ли я крепок?! – негодующе воскликнул инспектор. – Хватит говорить мне дерзости, отправляйся и принимайся за дело! Как-нибудь обойдусь без тебя! Миссис Филипс, я был бы вам весьма признателен, если бы вы могли в рамках возможного для вас помочь мистеру Эллери Квину.
Седовласая дама улыбнулась. Эллери взял ее под руку и повел к сцене. Инспектор Квин задумчиво поглядел им вслед, пожал плечами и принялся за поиски снова. Когда он разогнул спину несколько минут спустя, то увидел, что Эллери и миссис Филипс сидят на сцене и ведут какой-то оживленный разговор. Они были похожи на репетирующих актеров. Инспектор продолжил свои поиски – обследовал ряд за рядом, нагибался к каждому креслу и все чаще грустно покачивал головой по мере приближения к последнему креслу. Когда он снова поднял глаза, оба стула на сцене уже были пусты. Эллери и пожилая дама исчезли.
Последним Квин осмотрел место ЛЛ 32 – то самое, на котором умер Монти Фильд. Он тщательно обследовал обивку кресла, хотя на лице его уже было написано разочарование. Потом что-то тихо
Чуть позже появился снова, чтобы сразу же исчезнуть в маленькой комнатке, которая служила кабинетом рекламному агенту театра Гарри Нельсону. Там инспектор на некоторое время задержался, затем вышел и удостоил своим посещением обе театральные кассы. Закончив там свои дела, закрыл за собой дверь и направился к лестнице, которая вела из правой части зала вниз, в фойе, которое лежало этажом ниже. Здесь он задержался надолго, чтобы внимательно обшарить каждый угол, каждую нишу в стене, каждую урну для мусора. Везде было пусто. Инспектор задумчиво оглядел небольшой бассейн с фонтанчиком, сейчас не бившим, и снова ничего не обнаружил. С тяжким вздохом открыл дверь, на которой золотом было начертано «Дамы». Вошел, немного спустя появился снова и решительно толкнул дверь с надписью «Господа».
Когда он закончил самый скрупулезный осмотр нижнего этажа, тяжело поднялся по лестнице. В зрительном зале его уже поджидал Луи Панцер. Он слегка покраснел от затраченных усилий, но торжествующе улыбался.
В руках коротышка-директор держал небольшой пакет из коричневой бумаги.
– Значит, вы все-таки встретили Кронина, Панцер? – сказал инспектор, спеша к нему. – Это просто необычайно мило с вашей стороны. Я даже не знаю, как вас и благодарить. Это тот пакет, который дал вам Кронин?
– Да, это он. Весьма милый человек ваш Кронин. Я недолго ждал после того, как позвонил вам. Они пришли втроем, со Стоутсом и Луином. Я ждал не более десяти минут. Надеюсь, то, что я принес, очень важно для вас, инспектор? – добавил Панцер, улыбнувшись. – Знаете, так приятно было бы сознавать, что ты внес свой скромный вклад в разрешение этой загадки.
– Важно ли то, что вы принесли? – Инспектор взял пакет из рук директора. – Да вы и представления не имеете, насколько это важно! Придет день, когда я смогу рассказать вам об этом подробнее… А сейчас вынужден просить у вас прощения, Панцер. Мне придется ненадолго оставить вас.
Коротышка разочарованно кивнул, глядя, как инспектор уходит в дальний угол зала. Он исчез у себя в кабинете, а когда появился вновь без пальто и шляпы, инспектор уже засовывал содержимое пакетика в карман.
– Ну как, есть там то, чего вы хотели? – осведомился Панцер.
– О, конечно! – сказал Квин, потирая руки. – Как я погляжу, Эллери еще нет. Может, пойдем пока к вам в кабинет и подождем его там?
Они сели в кабинете Панцера. Менеджер закурил длинную турецкую сигарету. Инспектор взялся за табакерку.
– Не хотелось бы показаться вам навязчивым, – инспектор, – сказал как бы невзначай Панцер, закидывая одну толстенькую ножку на другую и разглядывая облако дыма, выпущенное им самим, – но каково состояние дела на данный момент?
Квин грустно покачал головой.
– Плохо. Довольно плохо. Кажется, мы еще не нащупали ключевые моменты. Фактическое положение на данный момент таково – и я могу признать это перед вами совершенно откровенно, – что мы будем топтаться на месте до тех пор, пока не найдем одного важного предмета… Мне неловко признаваться в этом, но еще никогда в моей жизни не было дела более головоломного.