Таинственный гость
Шрифт:
Вот оно, думаю я про себя. Я в поместье одна, без бабушки. Эта перспектива совсем не пугает, но наполняет меня гордостью из-за обретения самостоятельности. Я произношу слово «непреднамеренный» пять раз, а затем прихожу к выводу, что бабушка выразилась образно (что значит неточно), а не буквально (что значит точно).
В тишине пустого поместья повсюду разносится новый звук.
Клац-клац-клац-клац-клац.
Это звук печатных клавиш. Множество звуков раздражает мой слух, но звук клавиш мне нравится, он ритмичный и предсказуемый. Должно быть, это женщина в синем, личный секретарь мистера Гримторпа, набирает текст где-то в глубине поместья.
Когда я оглядываю
Окунуть в полироль, затем натереть до блеска.
Я приступаю к работе, полируя предмет за предметом и раскладывая их, мерцающие, в идеально ровный ряд на столе. Работая, я представляю, что готовлю королевский банкет, где хозяйкой будет бабушка, также известная как герцогиня Фартукская, и я, горничная Молли из Фаберже.
В списке – все сливки общества. Во главе стола – Робин Гуд в зеленом бархатном костюме. Рядом с ним Коломбо в новеньком плаще, и на сей раз он причесан аккуратно, как того хотела бы бабушка. Напротив них – мистер Барсук и мистер Жаб, также здесь сэр Дэвид Аттенборо в костюме для сафари, шаткий Шалтай-Болтай в коротких штанах и подтяжках и сэр Уолтер из Швабрляндии, уборщик и единственный человек в школе, который мне нравился. Осталось еще несколько мест, поэтому я отдаю их Страшиле, Льву и Железному Дровосеку из «Волшебника страны Оз». Добавляю Чеширского кота, который свернулся калачиком на стуле у дальнего конца стола и вовсю улыбается. Остался один свободный стул, и он для меня. На мне безупречно-белое платье с кружевными рукавами и нижней юбкой с оборками, доходящей до самых щиколоток.
Я произношу тост, постукивая по моей фарфоровой чашке только что отполированной серебряной ложкой. Пронзительный звон доставляет удовольствие моим ушам.
– За бабушку! – говорю я. – И за моих лучших друзей из сборника рассказов! Спасибо за то, что вы были верными и искренними от первой страницы до последней!
Мы пьем чай и едим булочки со взбитыми сливками, потом устраиваем конкурс правописания, где я с первой попытки правильно пишу слово «колоссальный». Мы – Истинные Серебряные Рыцари Прямоугольного Стола, родственные души, вокруг меня – единственные друзья, которые у меня когда-либо будут.
Из мечтаний меня вырывает легкое жжение. Это одна-единственная капля полироля упала на мое предплечье выше перчатки. Я бросаюсь к раковине, чтобы облить горящий участок кожи холодной водой. Это облегчает боль, но, когда я возвращаюсь к чаепитию, мои друзья уже растворились в воздухе.
– Подождите, вернитесь! – прошу я, но воображение меня подводит; тогда я смотрю на свой потрепанный фартук: никаких рюшей и рукавов-фонариков, лишь изношенная реальность.
И тут я прислушиваюсь к себе и с некоторой поспешностью осознаю, что мне нужно в туалет. Я снимаю резиновые перчатки и покидаю кладовую для серебра. Вчера бабушка показывала мне, каким туалетом я могу пользоваться. Это не гостевой санузел недалеко от холла, который бабушка называет «золотой уборной». И не санузел рядом с кухней, внутри которого установлена огромная гидромассажная ванна. И точно не туалет наверху. Мне предстоит воспользоваться уборной для прислуги внизу, в подвале, где стены сложены из отсыревшего камня, а в каждом укромном уголке обитает волосатый паук с устрашающими фасеточными глазами-бусинками.
– Внутри есть все необходимое, – сказала вчера бабушка, дернув за шнур голой лампочки и отведя меня вниз по скрипучей, скользкой лестнице.
Теперь
«Тук-тук-тук», – слышу я и едва не выпрыгиваю из собственной кожи.
Я поворачиваюсь и вижу выпученные глаза Дженкинса, смотрящие на меня сквозь стекло кухонного окна. Он несколько раз качает головой и говорит что-то, чего я не понимаю.
– Я вас не слышу, – отвечаю я, – я не понимаю, что вы говорите!
Дженкинс переходит от окна к стеклянной двери, открывает ее, но не заходит внутрь. Вместо этого он просовывает внутрь голову и шепчет:
– Тебе не обязательно туда спускаться.
– Нет, обязательно, – говорю я. – Мне нужно в туалет.
Я помню, что сказала бабушка, что Дженкинс только выглядит жутким, хотя на деле он пудинг; пудинг для меня гораздо предпочтительнее. Он весь покрыт мелкими царапинами – вероятно, от розовых шипов, и на кожаном ремне, обернутом вокруг талии, он носит угрожающий набор острых инструментов. При виде заточенных бритв его машинок для стрижки у меня по спине пробегает дрожь. И все же он лучше пауков. И сейчас он моя единственная надежда.
– Извините, сэр, – говорю я, – не проводите меня в подвал?
– Я бы хотел, Крошка-клещ, – говорит он, – но меня не пускают в дом. Я ведь грязный работяга и все такое. Если госпожа поймает меня – снимет шкуру. Потом вышвырнет меня на обочину. Просто зайди в другой туалет. Если будешь аккуратна, миссис Гримторп никогда не узнает, – говорит он, подмигивая.
Я киваю и сглатываю.
Дженкинс тихо закрывает дверь, затем снимает с пояса ножницы и начинает терзать живую изгородь у окна.
Я несколько раз глубоко дышу, чтобы успокоиться. Бабушка строго запретила мне посещать туалеты на первом этаже, а последнее, чего я хочу, – это рассердить миссис Гримторп своим пренебрежением к правилам, из-за которого с меня могут снять шкуру, что звучит крайне неприятно.
Я направляюсь в переднюю и замираю под ледяными осколками модернистской люстры. Возможно, если я воспользуюсь туалетом наверху, все свидетельства моего присутствия припишут мистеру Гримторпу или его секретарю. Я на цыпочках поднимаюсь по главной лестнице – ступени скрипят от каждого моего шага. Лестница ведет к небольшой площадке у окна, а затем вздымается дальше, на второй этаж. Я добираюсь до самой ее вершины и смотрю на длинный коридор, оклеенный темными обоями, которые должны казаться красивой парчой, а кажутся сотнями прищуренных глаз, наблюдающих за каждым моим движением.
Я иду по коридору, а свет над моей головой включается, как по волшебству. Прохожу одну роскошно обставленную спальню за другой, быстро заглядывая в каждую: в одной – кровать с балдахином, в соседней – старинная латунная кровать, словно из фильма «Набалдашник и метла» [9] . Наконец я нахожу туалет, где закрываю за собой дверь. Сделав все необходимое, я намыливаю и мою руки под водой из золотых кранов, вытираюсь полотенцем для рук, настолько мягким, что оно похоже на облачко. Открыв дверь, я с чувством огромного облегчения покидаю уборную.
9
«Набалдашник и метла» (англ. «Bedknobs and Broomsticks», другое название «Ведьма на летающей кровати») – американский музыкальный кинофильм Роберта Стивенсона с элементами мультипликации (1971).