Таинственный мистер Кин

Кристи Агата

– Вы угадали, – ответила герцогиня. – Во всяком случае, так она сама себя называет. Я слышала, что она родилась где-то на краю света, а где точно – не знаю. Бедна, как церковная мышь, горда, как Люцифер. И немного чудаковатая. Хотя ничего удивительного – Карлтон-Смиты все такие. Мы с ее матерью двоюродные сестры.

– Так, значит, она из рода Ноултонов?

Женщина в ответ кивнула.

– Умная девушка, а сама себе вредит, – сказала она. – Связалась с каким-то типом из Челси, который писал то ли пьесы, то ли стихи. Никто из высшего света

их, естественно, не принимал. Да тут еще он украл у кого-то драгоценности и сразу попался. Не помню, на сколько его осудили. Кажется, лет на пять. Но вы-то должны помнить. Кража произошла прошлой зимой.

– Прошлую зиму я провел в Египте, – заметил мистер Саттерсвейт. – В конце января свалился с тяжелейшим гриппом, а после выздоровления доктор посоветовал мне поехать в Египет. Так что я много чего не знаю. – В его голосе сквозило сожаление.

– А Найоми, похоже, вытирает слезы, – наведя на девушку лорнет, сказала герцогиня. – Нет, я не допущу, чтобы она плакала.

На выходе из ресторана она подошла к своей племяннице и тронула ее за плечо:

– Ну, Найоми, ты меня еще помнишь?

Девушка вяло поднялась из-за стола.

– Да, герцогиня, помню, – растягивая слова, ответила она. – Я вас сразу узнала. А я-то думала, что это вы меня забыли.

– Когда закончишь завтракать, приходи на террасу. Поболтаем.

– Хорошо, – ответила девушка и сладко зевнула.

– Ну и манеры у нее, – недовольно пробурчала герцогиня, когда они с мистером Саттерсвейтом вышли на улицу. – Впрочем, Карлтон-Смиты все такие.

Кофе они пили на залитой солнцем террасе. Минут через пять из здания отеля вышла Найоми и подсела к ним. Развалившись в кресле, она вытянула ноги.

У нее было странное лицо: с большим выступающим подбородком и глубоко посаженными серыми глазами. Лицо умного, но несчастного человека, отметил про себя мистер Саттерсвейт. Чего ему не хватает, так это красоты.

– Ну, Найоми, чем ты здесь занимаешься? – спросила герцогиня.

– Да как вам сказать. Просто убиваю время.

– Рисуешь?

– Да. Понемногу.

– Тогда покажешь мне свои работы.

Девушка усмехнулась. Она нисколько не робела перед своей теткой-аристократкой. Было видно, что разговор с герцогиней ее забавлял.

Художница поднялась с кресла, прошла в отель и вскоре вернулась с большой папкой.

– Герцогиня, они вам все равно не понравятся, – сказала девушка. – Можете говорить о рисунках что угодно – самолюбия моего вы все равно не заденете.

Мистер Саттерсвейт пододвинул свое кресло поближе к герцогине. Он сразу же заинтересовался работами Найоми, а чуть позже его интерес возрос еще больше.

Герцогине рисунки племянницы не понравились.

– Даже не знаю, с какой стороны на них смотреть, – недовольно произнесла она. – Боже, дитя мое! Да не может небо иметь такой цвет! И море тоже.

– Такими я их себе представляю, – спокойно ответила ей девушка.

– Ух! – выдохнула герцогиня, разглядывая следующий рисунок. –

А от этого у меня даже мурашки по спине пробежали.

– Я на это и рассчитывала, – заметила Найоми. – Вы даже не поняли, что этим меня похвалили.

Это был странный и одновременно мастерски исполненный рисунок опунции: на фоне серых и зеленых мазков краски яркими пятнами пламенели похожие на драгоценные камни плоды суккулентного растения. Работа художницы невольно навевала мысль о зле с гноящимися ранами плоти.

Взглянув на него, мистер Саттерсвейт непроизвольно вздрогнул и отвел глаза.

– Да, я прекрасно вас понимаю, – кивнув, сказала Найоми. – Это и в самом деле ужасно.

Герцогиня кашлянула.

– По-моему, стать художником в наши дни совсем не трудно, – вяло произнесла она. – Даже натуру видеть не надо. Берешь побольше краски и неизвестно чем наносишь ее на холст. Во всяком случае, не кистью…

– Мастихином, – подсказала девушка и впервые широко улыбнулась.

– И в результате, – продолжила герцогиня, – все ходят вокруг твоей картины и восхищаются. Нет-нет, на это я смотреть не могу. Мне бы лучше…

– Красивенькую картинку лошадки с собачкой Эдвина Лансеера, – прервав тетку, произнесла Найоми.

– А чем плох Лансеер? – возмутилась герцогиня.

– Ничем. Как и вы. По-вашему, все должно быть красивеньким и блестеть. Я перед вами преклоняюсь. Вы воспринимаете все, как оно есть. Но вы – представительница высшего класса, а те, у кого социальный уровень пониже, способны увидеть изнанку жизни. А это в какой-то степени тоже интересно.

Герцогиня удивленно посмотрела на племянницу:

– Нет, мне тебя не понять.

Мистер Саттерсвейт тем временем с волнением рассматривал рисунки. В отличие от герцогини он понимал, что перед ним настоящие произведения искусства.

– А вы, мисс Карлтон-Смит, не продадите мне один из них?

– За пять гиней можете взять любой, – небрежно бросила девушка.

После недолгого колебания мистер Саттерсвейт выбрал эскиз с желтой кистью мимозы, с зеленым алоэ, алый цветок которого уходил за пределы рисунка. И все это было изображено на фоне колючих «лепешек» опунции.

В знак признательности мистер Саттерсвейт отвесил художнице поклон.

– Я рад, что приобрел этот рисунок, – сказал он. – Уверен, что совершил выгодную для себя сделку. Если мне придется его продать, то выручу за него сумму намного большую.

Наклонившись, Найоми Карлтон-Смит бросила взгляд на выбранный им эскиз и, подняв глаза, с уважением посмотрела на пожилого мужчину:

– Вы выбрали самый лучший. Я… я очень рада.

– Надеюсь, Саттерсвейт, вы знаете, что делаете, – брюзжащим голосом произнесла герцогиня. – Я слышала, в живописи вы большой знаток. Вот только не пытайтесь меня убедить, что это настоящее искусство. Впрочем, не будем об этом. Я приехала сюда, чтобы полюбоваться островом. И у меня всего несколько дней. Найоми, надеюсь, у тебя есть машина?