Таинственный мистер Кин
Шрифт:
– Пожалуй, я выйду на улицу, – сказала Найоми Карлтон-Смит. – А то здесь жарко.
Голос девушки прозвучал так резко, что мистер Саттерсвейт даже вздрогнул.
Отодвинув в сторону мистера Томлинсона, молодая художница, словно слепая, направилась к выходу. Однако у самой двери путь ей преградил мистер Кин.
– Вернитесь и сядьте, – скомандовал он девушке. Та, к огромному удивлению мистера Саттерсвейта, безропотно подчинилась приказу. Найоми прошла вдоль стола и села подальше от остальных.
Мистер Саттерсвейт подошел к продюсеру.
– Вероятно, вы меня не помните, – сказал он. – Моя фамилия – Саттерсвейт.
– Ну как же,
Услышав это имя, мистер Саттерсвейт едва не подпрыгнул. Неудивительно, что голос женщины показался ему до боли знакомым. Тысячи раз голос этой актрисы, полный чрезвычайного драматизма, звучал по всей стране. «Боже мой, Розина Нанн! – подумал мистер Саттерсвейт. – Величайшая из трагедийных английских актрис!» Он, как и многие его сограждане, испытал на себе необычайную силу ее таланта. Никому на сцене не удавалось так передать все оттенки переживаний своих героев, как ей. Войдя в образ, Розина Нанн заставляла трепетать сердца своих почитателей.
То, что мистер Саттерсвейт сразу не узнал ее, объяснялось довольно просто: двадцать пять лет подряд она была блондинкой, а по возвращении из гастролей по Штатам вдруг стала жгучей брюнеткой. Теперь же, судя по цвету ее волос, Розину Нанн больше привлекал образ седой французской маркизы.
– Да, кстати, это – мистер Джадд, супруг мисс Нанн, – сказал Вайз, небрежно представляя мистеру Саттерсвейту маленького лысого мужчину.
По слухам, актриса неоднократно выходила замуж, а этот был явно последним.
Мистер Джадд в это время был занят тем, что доставал из плетеной корзинки пакеты с едой.
– Дорогая, может быть, еще печеночки? На последнем твоем бутерброде ее было совсем мало.
Актриса передала ему булочку.
– В деликатесах Генри большой специалист, – сказала она. – Так что я всецело полагаюсь на его вкус.
– Откармливаю свою скотинку, – похлопав супругу по плечу, сказал мистер Джадд и засмеялся.
– Кормит ее, как поросенка, – шепнул мистер Вайз на ухо Саттерсвейту. – Все-таки женщины – странные создания.
Мистер Саттерсвейт и мистер Кин стали выкладывать на стол завтрак: вареные яйца, ветчину и сыр. Герцогиня и мисс Нанн разговаривали вполголоса. Понять, о чем у них шла речь, можно было по зычному голосу актрисы.
– Поджариваются ломтики хлеба, затем на них намазывают очень тонким слоем мармелад, делают сандвич и ставят в разогретую духовку. Выдерживают минуту, но не дольше. Такое лакомство получается – язык можно проглотить!
– Эта женщина живет ради еды, – недовольно пробурчал мистер Вайз. – Все мысли только о том, чтобы поесть. Знаете, в пьесе «Поездка к морю» есть такие слова: «И там меня уже ничто не потревожит». Я никак не мог добиться от нее нужной интонации. И что вы думаете? В конце концов мне удалось это сделать. Знаете как? Я сказал ей, чтобы она, произнеся эту фразу, подумала о мятном ликере. Когда мисс Нанн видит этот напиток, она вся преображается. И я сразу получил от нее то, что хотел: мечтательный взгляд.
Мистер Саттерсвейт хранил молчание. Он пытался вспомнить, в каком месте пьесы звучала эта фраза.
– Так вы что, ставите пьесы? – прочистив горло, спросил сидевший напротив них мистер Томлинсон. – Обожаю хорошие спектакли. Помню, как я смотрел «Джима-писателя». Прекрасная вещь!
– О боже! – простонал
– …И добавляете один маленький зубчик чеснока, – донесся голос актрисы, продолжавшей описывать герцогине, как готовить какое-то блюдо. – Скажите рецепт своему повару. Получается нечто необыкновенное. – На лице мисс Нанн появилось радостное выражение. Она вздохнула и повернулась к своему мужу. – Генри, – плаксивым голосом произнесла она, – я же так и не попробовала икры.
– Да ты же на ней сидишь, – улыбаясь, ответил ей мистер Джадд. – Ты забыла, что положила ее позади себя?
Розина Нанн подскочила и, улыбаясь, посмотрела на него.
– Генри, ты – само очарование, – радостно сказала она. – Я такая рассеянная. Никогда не помню, куда что положила.
– Помнишь, как однажды ты спрятала свои драгоценности в мешочек для губки? – игриво спросил Генри Джадд. – А потом оставила их в отеле. Тогда мне пришлось весь день провисеть на телефоне.
– Слава богу, что я успела их застраховать, – мечтательно произнесла актриса. – А вот мой опал…
Каждый раз, когда мистер Саттерсвейт находился в компании мистера Кина, у него возникало ощущение, что он участвует в каком-то спектакле. Точно такое чувство он испытывал и сейчас. Помещение трактира казалось ему сценой театра, а все, кто в нем находился, – актерами. И каждый исполнял порученную ему роль. Слова «мой опал», произнесенные мисс Нанн, послужили ему сигналом к действию.
– Ваш опал? – переспросил мистер Саттерсвейт.
– Генри, а масло у нас есть? – спросила ненасытная актриса. – Спасибо, дорогой… Да, мистер Саттерсвейт, мой опал. Знаете, его выкрали. После этого я его уже не видела.
– Расскажите поподробнее, – попросил мистер Саттерсвейт.
– Я родилась в октябре, и поэтому мой камень – опал. Естественно, мне хотелось иметь его. Но не простой, а какой-нибудь необыкновенный. Я очень долго ждала, и наконец он у меня появился. Говорят, что больше таких красивых опалов не существует. Не очень большой камень, размером с монету в два шиллинга. Но зато какого красивого цвета! Боже мой, как же он играл!
Она горестно вздохнула. Мистер Саттерсвейт заметил, что герцогиня сидит как на иголках. Чувствовалось, что она нервничала. Но ничто уже не могло остановить обожавшую драгоценности актрису. Она продолжила свой рассказ. В голосе ее звучали трагические нотки, словно она читала древнюю сагу.
– Камень украл молодой человек по имени Алек Джерард. Он был драматургом.
– И надо сказать, неплохим, – заметил мистер Вайз. – Правда, одна из его пьес пролежала у меня полгода.
– В итоге вы ее поставили? – спросил мистер Томлинсон.
– Нет, что вы! – словно испугавшись, воскликнул продюсер. – Хотя как-то и собирался это сделать.
– А в ней для меня была такая чудесная роль, – мечтательно произнесла мисс Нанн. – Помнится, называлась пьеса «Дети Рэчел». Самое удивительное, что персонажа с таким именем в пьесе не было. Алек Джерард даже приходил ко мне в театр, чтобы поговорить о судьбе своей пьесы. С виду такой симпатичный молодой человек. И очень стеснительный. Как сейчас помню, – глаза ее затуманились, – он принес мне в подарок бутылку мятного ликера. Опал лежал на гримерном столике. Этот юноша бывал в Австралии и хорошо разбирался в опалах. Он взял мой камень и поднес его к свету, чтобы получше разглядеть. Думаю, тогда-то он и сунул его в карман. А пропажу я обнаружила только после его ухода. Вайз, ты помнишь, какой я тогда подняла крик?