Таинственный образ
Шрифт:
Барин еще раз самодовольно усмехнулся и приступил к речи.
— Ты у меня, Надежда, на широкую ногу живешь. Как сыр в масле катаешься, как поросеночек на пару в сладость поспеваешь.
Дочь зыркнула на отца, но, не зная, чего ожидать, на всякий случай опустила глазки. А отец продолжал:
— Мы с матерью тебя, милейший наш поросеночек, всю жизнь к счастью готовили. А счастье — это что? Понятно — жизнь в тихом и сытом довольстве. Такое тебе только самый богатый да почтенный человек обеспечить может. Такого
— Ах, папенька! — встрепенулась Надя. — Мне кажется, я такого встретила.
— Это еще кого? — удивленно пробасил отец.
— Мне, папенька, вчера в любви сам граф Шишмарев признался! — выдохнула Наденька.
Отец закрутил ус:
— Этот хлыщ?
— Какой же он хлыщ? Он адъютант его превосходительства, генерал-губернатора Москвы!
— И что? Да он гол как сокол! Вчера ко мне подошел: я, мол, без ума от вашей Наденьки…
— Так и сказал? — восторженно перебила отца дочка.
— Мало ли что сказать-то можно! — рявкнул отец. — Я его спросил: каков ваш годовой доход? Он мне говорит: тысяча рублей. Я тогда с другой стороны: а имения у вас есть, крестьяне? Нету, говорит. Мы, говорит, с маменькой, однодворцы.
Наденька ахнула и пошла пятнами. Что такое однодворцы, это и она знала: домик в деревне и пара крепостных слуг. Это что же за жизнь?! В доме небось пара комнат. В одной баре живут, в другой — слуги. Да какие ж это баре? Одно недоразумение! Раз имений и крепостных нет — значит, и дохода нет. Настоящий доход ни с какой службы не получишь, только с имения. Это Наденька тоже знала.
Впрочем, недавно в одном французском романе Наденька читала про настоящую любовь. Так там пастух женился на пастушке и зажили они в крошечной хижине. Но ведь зажили счастливо! Пастух работал изо всех сил, и его прелестная половина ни в чем не знала отказа.
— Ах, папенька, откуда вам знать, может, граф Шишмарев станет столько работать, что я, как его прелестная женушка, тоже стану жить в полном довольстве? — быстро проговорила Надя.
И тут ее папенька захохотал заливистым басом:
— Конечно, станет он работать, твой хмырь! Нет уж, милый мой поросеночек, на то он и Шишмарев, чтоб иметь полный шиш. А чтоб не сдохнуть с голоду, он богатую невесту ищет, чтоб на ее приданое жить. К Нарышкиным сватался — получил отказ, от меня вчера — другой. Но сей парень не промах — от меня отворот получил, так тут же стал к старой деве Шиншиной клинья подгонять. Сама небось видала, как он дуру-миллионщицу обхаживать начал. Денег у нее куры не клюют, да и фамилия подходящая: он — Шишмарь, она — Шиншилла. Вот парочка будет!
И Иван Никанорович залился смехом еще пуще.
У Наденьки пол кругом пошел: каково коварство изменника! В любви клялся, в счастье обещался. И что? Погнался за миллионами старой грымзы! Вот вам и страстная любовь. Хорошо, что ночью
— Но он же граф, папенька… — вдруг вспомнила девушка. — Выходит, из-за тебя не я стану графиней, а старуха Шиншилла?..
— И пусть ее! Не в титулах счастье, поросеночек мой! — Папенька снова шлепнул дочку по пышному задку. — Я тебе такого жениха найду, обомлеешь! Главное, чтобы деньги у него были. Будешь жить вольготнее самой царицы!
— Да разве у нас самих денег мало? — вспыхнула Надя. — Мне же маменька еще с детства обещалась: найдем, мол, тебе титулованного мужа. К императорскому двору тебя представим. И что же выходит?!
— Да не верещи! — Папаша притворно заткнул уши руками. — С деньгами в любом дворце примут. А в Санкт-Петербург столичный съездим. Время придет — и съездим.
— А вот граф Шишмарев при дворе бывал! У него там и родственников навалом. Есть кому протекцию оказать!
— Да врет твой граф! Его родственники терпеть не могут. Уж не знаю за что, а в Москву он вроде как сосланный. С глаз долой отправили.
— Небось они ему позавидовали! Он — молодой красавец.
— И что? Можно подумать, ему за смазливое личико деньги платить станут. Конечно, если взять, к примеру, облезлую барышню Шиншину, та может и заплатить. Но неужто тебе захочется кушать ее объедки? Нет уж, поросеночек мой, не для того мы тебя с матерью пестовали да наряжали. Словом, про своего хлыща забудь.
— А про кого помнить? — Прелестное личико Наденьки пошло пятнами. — Пока ты кого-то там ищешь, все мои подружки уж замуж выйдут. А я, как Шиншилла твоя, буду сидеть в девках! Вон девицы Григорьевы за молодых ротмистров гвардейских выходят, а мадемуазель Гремина аж за французского маркиза. А надо мной все потешаться станут.
— Что за глупость ты городишь? — Перегудов вскочил. — Найду я тебе такого женишка, что твои мымры от зависти сдохнут!
— Ну а пока не найдешь — с кем хочу, с тем и флиртую! — И Наденька, хлопнув дверью, выскочила вон.
Иван Никанорович только вздохнул. Конечно, юность — в голове ветер. Но ведь на то и родители даны, чтобы любимое дитя обустроить. Хорошо Авдотье мечтать о титулованном зяте! Да ведь все богатые графы друг за дружку с колыбели сосватаны. Простому дворянину-то в их круг нелегко пролезть. Только если отдать свои денежки им на растерзание. Это, выходит, придет какой-нибудь Шишмарев да и начнет средства перегудовские проматывать, прокучивать да проигрывать. Нет уж — не для того Иван Никанорович их собирал! Бог с ней, с мечтой о титулованных-то! А раз Перегудов за дочкой триста тысяч дает, значит, и женишок обязан быть богат. Деньги должны идти к деньгам.