Таинственный образ
Шрифт:
Однако сегодня торговля шла, видать, не бойко. Бедняга Шварц стоял с покрасневшим носом, потирал замерзшие руки и заледеневшие щеки.
Покупатели пялили глаза, лениво переговаривались, но не спешили раскошеливаться. В конце концов и вовсе отхлынули от окна. Роман, поежившись и растерев пальцы, собрался уже закрывать свою «лавочку». Но тут к окну подошла Саша. Взглянула через стекло. На столе посредине комнатушки стояла буханка самого дешевенького хлеба, а на щербатой тарелке лежал хвост ржавой селедки. Выходит, правду говорила Наденька, Роман перебивался с селедки на квас…
Шварц заметил подошедшую
— Хотите, барышня, полдюжины роз на гривенник?
Саша тихонько вздохнула: от полтинника, который дала ей сестрица, у нее оставалось ровно половина. Но надо же на чем-то возвращаться с Красносельской на Знаменку. Пешком в центр и летом-то за два часа только дойдешь, а уж зимой и целый день идти придется. А ведь вернуться надо, пока дяденька с тетенькой по магазинам ездят.
— У меня нет денег… — промямлила Саша и вдруг встрепенулась, вспомнив, как Наденька упреждала, чтоб Шварц оделся попристойнее. — А хотите, я вам рубашку починю, на сюртук или пальто любую заплатку поставлю? — выпалила вдруг девушка. — Я умею ловко делать, никто и не заметит, что починено. Вон у вас на локтях заплатки поставить надо!
Расстроенный Шварц махнул рукой:
— Не поможет! У меня вся жизнь в заплатках…
Саша улыбнулась:
— А я счастливую заплатку поставлю!
Роман пожал плечами:
— Да к чему?.. Откуда счастья взять?
Саша зарделась:
— А может, я вам его принесла? Вот, смотрите, вам письмо!
И девушка вытащила записку. Ах, если бы она не заинтересовала Романа! Но увы… Тот, мгновенно проглядев письмо, улыбнулся так нежно и счастливо, что у Саши потемнело в глазах. Да она, кажется, десять лет жизни отдала бы за то, чтобы Роман ей так хоть раз улыбнулся!..
Ясно, он влюблен. Да и разве может быть иначе? Наденька такая красавица, такая модница. Счастье любого составить может…
— Да вы войдите, барышня! — встрепенулся Роман. Поспешно захлопнул окно и побежал отворять дверь. — Входите, не знаю, как вас звать-величать.
— Александра я. — Еще больше зарделась вошедшая Саша. — Но вы можете называть меня просто Сашей. Меня все так зовут. Я Наденьке дальняя родственница, живу у них в семье. Мои родители умерли. Папа был врач, вот и заразился. А от него уж и мама…
Роман поднял на девушку свои зоркие темные глаза:
— Так я вас знаю, Саша. Ваш отец — доктор Локтев. Он лечил когда-то мою маменьку и помог ей. Теперь-то ее уж нет, но тогда ваш отец ее выходил. И с маменькой вашей я был знаком. Господи! — Шварц стукнул себя по лбу. — А я ведь и вас знаю. Я же вашей маменьки портрет писал. Денег-то у меня не было, вот ваш батюшка и согласился взять в оплату портрет.
У Саши мурашки по коже пошли. Не может быть! Портрет маменьки — все, что осталось у нее от прошлой счастливой жизни. Все остальные вещи после смерти родителей за долги с молотка пошли. Маменька, как живая, смотрит с того портрета. Саше до сих пор грезится, что маменька ей улыбается…
— Неужто ваша работа, господин Шварц? — только и смогла прошептать девушка. — Она над моей кроватью висит…
— Выходит, мы в некотором роде родственники, — закивал головой Роман. — Значит, и вы зовите меня по имени!
У Саши сердце встрепенулось. Вот оно — знакомство! Родственники… Как замечательно!
— Садитесь же! — Роман
Саша заулыбалась робкой и глупой улыбкой. Как замечательно сидеть вот так — в его комнате, на его стуле!..
— Давайте поговорим! — растопив печурку, Роман сел на другой стул рядом.
У Саши голова закружилась. Неужели она сможет называть его просто по имени?.. Какое красивое и заморское имя — Роман. Но о чем же с ним говорить?..
— Расскажите мне о мадемуазель Перегудовой!
Сашу словно холодной водой окатили. Конечно, о чем же говорить, как не о красавице Наденьке!..
Роман по-своему истолковал ее трепет:
— Вам холодно? Я дров подброшу!
И он опять метнулся к печке.
— О чем вы хотите узнать? — тихо спросила Саша.
— Обо всем! — Роман счастливо заулыбался. — Я все хочу узнать о мадемуазель Надин!
— Она… она… — Саша запнулась. — Вы же прочли, она назначила вам свидание. И еще сказала… — Саша осеклась. Ох, нет, совсем безжалостно говорить, что Наденька просит его одеться поприличнее. — Она сказала, что благодарна вам за спасение! — выпалила Саша. — Давайте я все-таки вам помогу. Хотите, пол помою, хотите, что-нибудь состряпаю… — Саша опять осеклась, вспомнив про хвост селедки на столе. Что тут состряпаешь?.. — А лучше давайте я вам одежду залатаю, пока свет и видно.
— Что ж давайте! — хмыкнул Роман. — Правда, на моем пальто и так заплата на заплате. Но попробуйте. Другого пальто для свидания у меня нет.
Саша тут же оценила пальто: тут не заплатки нужны, а штопка на обшлагах. Это не так уж и трудно, благо нитки и иголки у нее всегда с собой. Мало ли какой починки одежда Наденьки на гулянье потребует, вот Саша и таскает в кармане черные и белые нитки.
Правда, ей надо торопиться, но ловкая девушка быстро начала штопку. Роман в изумлении смотрел на ее спорую работу:
— Да вы просто Марья-искусница, Сашенька! Знатно-то как! И не разглядишь заплат, будто их и нету. А то вот недавно ходил я к дядюшке литератору Вельтману, а он меня упрекнул: коль, говорит, не можешь себе приличное пальто справить, хоть отдал бы в починку.
Ну, теперь-то он вам такого не скажет, — улыбнулась, оторвавшись от стежков, Саша. — Штопку совсем незаметно будет. Видите, как нитки хорошо в тон подошли. Даже ваш дядюшка-литератор не заметит.
— Он мне не такая уж и близкая родня. Моей покойной матушке двоюродным братом приходится. Однако, как говорят, не велика родня, но и та ценна. Другой-то нет. Род наш, Шварцев, из Прибалтики происходит. Так что, ежели еще и жива отцова родня, она далековато. Папаша мне рассказывал, что там когда-то у Шварцев даже замок был. Да, видно, развалился. Обнищали Шварцы. Вот мой дед, Христиан Шварц, и приехал на службу к русскому двору. Было это еще в конце прошлого, восемнадцатого века. Дед записался в гвардию самой Екатерины Великой, дослужился до подполковничьего чина. Императрица его жаловала и деньгами, и подарками. Отец мой, Иоганн Христианович, на русский лад называемый Иваном Христианычем, в столице вырос в большом богатом доме, да, как на грех, пристрастился к картишкам. Целыми днями от зеленого сукна не отрывался. А в один далеко не распрекрасный день и случилась беда — уличили его приятели в шулерстве.